Точно можно сказать, что этимологией занимались в Древней Греции. Ведь, как я и говорил, само слово этимология греческого происхождения. Его, как считают некоторые исследователи, придумал философ-тоик Хрисипп. Рассуждения о происхождении слов мы встречаем в диалоге Платона «Кратил», но они были в целом наивными и далёкими от науки. Платон не знал или не хотел признавать, что языки меняются, не учитывал словообразования и вообще рассматривал слова языка так, как будто это какая-то данность, дар, посланный свыше, который не нужно или не имеет смысла исследовать. Большой шаг вперёд в области этимологии сделал римский учёный- грамматист Варрон.

Само слово этимология происходит от древнегреческих слов ἔτυμον (étumon) «истинный» и λόγος (lógos) «слово; учение». То есть этимология – это учение, которое призвано искать истинное происхождение слов. Заглянув в какой-нибудь энциклопедический словарь, можно обнаружить два или три различных определения термина «этимология». Я укажу на два основных.

В XVIII-XIX вв. популярным было представление о том, что сложность языка определяет его развитость, следовательно, и развитость куль- туры народа, который говорит на этом языке. Санскрит, латинский и древнегреческий языки, обладавшие сложной грамматикой, считались самыми развитыми. Славянские языки (русский, польский, чешский и т. д.) также претендовали на развитость.
Английский и китайский, в свою очередь, считались «примитивными» языками, поскольку их морфологическая структура намного проще. Если ты хоть чуть-чуть знаешь историю английского языка, то, ду- маю, не станешь спорить с тем, что английский со временем значительно упростился. Ещё в X веке он был сложным флективным языком со сложной системой склонения и спряжения, но затем стал быстро упрощаться и 14 двигаться в сторону аналитизма. Сегодня ни один англичанин без специальной подготовки не прочтёт древнеанглийский текст. Для него он будет выглядеть как исландский. Он сможет угадать значения некоторых слов из-за похожести корней, но вот с грамматикой уже разобраться не сможет.

Да взять хотя бы те же слова мама, папа, баба и т. д. Все эти слова во многих языках мира, даже очень далёких друг от друга, выглядят одинаково и часто (но не всегда) означают одно и то же. Лингвисты объясняют это просто: младенцы способны выговаривать простые слоги типа ма, па, ба, в которых участвуют губные согласные. Взрослые, слыша каждый день ма- ма-ма, па-па-па и ба-ба-ба от своего чада, почему-то думают, что это ребёнок обращается к ним. Таким образом, люди стали использовать редуплицированные варианты этих простых слогов для обозначения ближайших членов семьи, ведь в первые месяцы жизни ребёнок только их и видит.

Вопрос и впрямь детский. Свинья хрюкает: «хрю-хрю…». Вот именно. Слова хрюкать, хрюшка имеют звукоподражательную природу. Свинья была одомашнена примерно семь тысяч лет назад (может, даже раньше). Древние люди, которые жили в то время, слышали свиней точно так же, как и мы. Вероятно, они использовали похожие слова с теми же значениями. Нам известны поздние примеры такого звукоподражания.

Мы рассмотрим три основные версии возникновения языка, которые пользуются какой-то поддержкой в среде учёных и философов.
Первая теория – звукоподражательная. Согласно этой теории, древний человек, который ещё не имел языка, пытался как-то изобразить звуками тот предмет или то явление, которое он видел и о котором хотел сообщить кому-то из своих соплеменников. Человек в принципе способен передать звуками голоса животных, шумы природы (раскаты грома, журчание воды, шелест листьев и т. д.). Но звукоподражанием невозможно пе- редать цвет, запах, параметры – качественные характеристики каких-то предметов. Это довольно слабая теория, хотя что-то в ней есть.
Вторая теория, я думаю, тебе известна. Это теория общественного договора, которую часто связывают с именем знаменитого французского философа Ж.-Ж. Руссо. Вообще идея договора была выдвинута ещё рань- ше древнегреческим историком Диодором Сицилийским, но в XVIII веке к ней вернулись снова. Согласно этой теории, люди договорились, что будут называть вещи теми или иными словами. Парадокс в том, что так они со- здали бы язык без языка. Ты можешь себе представить, как Заменгоф без языка изобретает эсперанто? Я не могу.

Само понятие «язык» – центральное в лингвистике, науке о языке. Как ни странно, именно его оказывается сложнее всего определить. С точки зрения семиотики, или науки о знаках, язык – это некоторая знаковая система, в которой есть означаемое и означающее. Язык глухо- немых, как известно, слов вообще не использует. В нём есть набор некоторых знаков, которые что-то обозначают. Скажем, если мы договоримся, что сжатый кулак, поднятый вверх, будет означать «привет», а кулак, опущенный вниз, будет означать «до встречи», то мы уже сможем без слов приветствовать и прощаться (хотя для этого уже есть свои знаки). Если мы добавим ещё несколько знаков, то получится небольшая знаковая система, с помощью которой мы сможем передавать друг другу какую-то другую информацию. В случае с человеческим языком всё точно так же, только вместо жестов используются воспроизводимые органами речи и различаемые органами слуха звуки, а сама система во много раз сложнее.

Хотите ли вы стать полиглотом? Если да – то в вашем распоряжении – около пяти тысяч языков, каждый из которых достоин внимания. Среди них есть и известные всем, и такие экзотические, как языки кукуруку и мбум в Африке, тойлой и папао в Юго-Восточной Азии, кунгаракань и андиляугва в Австралии – а с ними и многие, многие другие. Мне лично хотелось бы как-нибудь «попробовать на язык» коньяги (он входит в семью нигеро-конголезских языков), а заодно и наречие намнам, на котором говорят в Гане. Желаю успеха!

Характерной чертой полиглотов является стремление овладевать все новыми языками, полагаясь только на свои силы. Заметим, что если произношение звуков какого-либо языка вызывает у них трудности, то полиглоты без колебаний обращаются за консультацией к преподавателю соответствующего языка – чаще всего к «носителю языка», то есть к тому, для которого этот язык является родным.

Обращает на себя внимание и то, что полиглоты обычно стараются составить себе общее представление о языке на возможно более ранней стадии учебы. Как следствие, они часто овладевают тем, что мы назвали активным минимумом (о нем см. главу 2).

Для определения того из полиглотов, кто знает наибольшее количество языков, нужно бы было выработать какой-то единообразный критерий. По моему мнению, в таком качестве лучше всего было бы принять количество иностранных языков, на которых данный полиглот может объясняться.

На практике, однако, довольно трудно было бы провести все те длинные и сложные тесты, которые необходимы для мало-мальски обоснованного вывода – не говоря уже о проблеме того, как доставить к нужному полиглоту носителей всех тех языков, на которых он считает себя способным вести беседу. Поэтому пока приходится удовлетворяться применением гораздо более простого критерия, а именно учитывать количество языков, с которых интересующий нас полиглот может переводить письменный текст.