Обращение к проблемам малой прозы весьма актуально для современного литературоведения. Необходимость анализа чувашского рассказа конца XX – начала XXI вв. продиктована отсутствием исследовательских работ по данной проблеме. Истории становления и эволюции малых жанровых форм посвятили ряд своих трудов П.Н. Метин, Г.Я. Хлебников, Г.И. Федоров, В.В. Погильдяков и др. Вплоть до настоящего времени проблемы становления, развития и особенностей поэтики чувашского рассказа не привлекали должного внимания чувашских ученых. Самому жанру рассказа в чувашской науке посвящены лишь отдельные статьи. Именно жанр рассказа как наиболее мобильный откликается на основные особенности исторического процесса, на события, происходящие в современной общественной жизни, психологические движения и перемены во внутренней жизни человека. Социальномировоззренческая действительность конца XX – начала XXI вв. в чувашской литературе сформулировала философские лейтмотивы, основанные на глубоком социальном анализе жизни, осмыслении времени.

Русская литература XIX в. обращается к изображению инонациональных явлений большого российского мира жизни, самобытности нерусских народов, населяющих Российскую империю. Писатели проявляют явный интерес к «внутренним» неевропейским формам культуры, отмечают множественность и своеобразие национально-духовных форм бытия.
В публицистике В.Г. Короленко возникают картины жизни народов Среднего Поволжья: в цикле «В голодный год», наряду с описанием голода в русских деревнях, даются эпизоды из жизни мордовских сел; в сборнике «В холерный год» описывается чувашский и русский обряд «опахивания»; в «Мултанском жертвоприношении» обстоятельно излагаются «следы родового быта» у вотяков. В сборнике «В холерный год» писатель-публицист описывает пришедшую буквально вслед за голодом холеру и принимаемые народом меры относительно «незваной гостьи». В одном ряду с русскими (жители станиц Кубани, нижегородской деревни Кузнечихи, духоборы села Славянского Елизаветпольского уезда) появляются у В.Г. Короленко другие российские народы: кавказские – ингуши и кабардинцы, поволжские – чуваши и их обычаи и обряды, применяемые «перед лицом общего бедствия». Писатель использует не только свои этнографические познания, но и информацию корреспондентов периодической печати – кавказской газеты «Каспий», казанского «Волжского Вестника», московских «Новостей дня». Ингуши проходят по подземным галереям, считая себя тем самым застрахованными от холеры; кабардинцы устраивают процессию вокруг селения с пением стихов из Корана, у чувашей Белебеевского уезда Уфимской губернии существует своя обрядность.

Проблеме художественного времени посвящено немало научных работ, рассматривающих ее с различных точек зрения. Все исследователи подтверждают огромное значение выделения данной проблемы для изучения истории литературы.
В современном литературоведении временная организация того или иного художественного произведения определяется позицией автора. При этом указывается, что время – это обязательный атрибут текстового пространства, организующий композицию художественного произведения. Большой интерес исследователей при рассмотрении временных отношений в тексте вызывают различные временные сдвиги, отклонения, изображение в художественном произведении нарушений реального хода событий и т.д. Так, исследованию особенностей поэтического времени посвящены работы Л.Г. Бабенко, Б.И. Бурсова, Г.А. Волошина, Г. Пуле, В.М. Фишера, А.Л. Слонимского, Р.О. Якобсона и др.
Множественность подходов к изучению феномена времени предполагает неоднозначность его толкования. Ю.С. Степанов, исследуя концепт «время», отметил, что «концепт этот столь труден уже сам по себе, да и к тому же столь запутан различными точками зрения и научными спекуляциями, что единственный способ внести хоть какую-то ясность в культурологическом отношении – это выделить в нем именно культурологический компонент, т.е. вопрос не о времени вообще, а о «времени мира» [13. С. 120].

Теория темпорального развития художественного текста в современном литературоведении занимает особое место. Проанализировав работы таких литературоведов, как Бахтин М.М., Гальперин И.Р., Лотман Ю.М., Михайлов Н.Н. и др., обращавшихся к проблеме художественного времени, мы пришли к выводу, что временные представления в литературном произведении разнообразны. Возможны образы времени биографического, исторического, космического, календарного, суточного и т.п. По особенностям художественной условности время делят на абстрактное (всеобщее) и конкретное (привязывающее действие к историческим ориентирам). Между абстрактным и конкретным временем в литературоведении не обнаруживается четкой границы. Более того, такие «смещения» индивидуальны и зависят от замысла писателя.
Бинарный подход к изображению категории времени Н.Н. Михайлова существенно дополняет и уточняет В.А. Лукин, выдвигающий трехзначность исследуемой категории. Так, в работе «Художественный текст: Основы лингвистической теории» ученый предлагает следующие виды времени: а) объективное, или календарное, время; б) собственно текстовое, или событийное» [6. С. 57].

В дастане указывается точное место проживания Бачман хана. Говорится, что ему принадлежат большие территории, что у него много народа, и он очень богат. Такое начало с указанием владений хана претендует на достоверность, что характерно не мифологическим, каким является дастан «Туляк и Сусылу», а историческим дастанам.
Имя Бачмана упоминается и в сборнике дастанов «Дафтар-и Чингизнаме». В разделе «Дастан о местах и городах» говорится: «Ак Тубэ был домом Бачман хана» [4. С. 37]. В данном разделе перечисляются известные ханы с указанием их владений. Анонимный автор «Дафтар-и Чингиз-наме» перечисляет Бачмана в одном ряду с реальными ханами периода Золотой Орды, такими, как Токтамыш, Джанибек, и величает его ханом.
Объясняя, где расположено Ак Тубэ, М. Усманов пишет: «Не принимая во внимание незначительные местности и их названия, самое известное в Восточной Европе географическое название Актубэ образовано от названия реки. Вернее, большое русло, которое отделяется от Волги в районе нынешнего Волгограда и течет почти до самой Астрахани, в средние века называлось Актубэ. В «Дафтар-и Чингиз-наме», на мой взгляд, имеется в виду тот Актубэ» [9. С. 287].
Упоминание имени этой личности в двух дастанах указывает на её популярность в народе. На то, что он был известной личностью, указывает и тот факт, что сказания о нем зафиксированы одновременно в нескольких исторических трудах. Варианты сказания о Бачман хане сохранились в трудах персидских историков. Каждый из авторов интерпретирует сказание сообразно своему восприятию и пониманию.

В литературе пристальное внимание уделено художественному выражению внутренней жизни человека, глубинным пластам его личности. В этом случае при анализе произведения приобретает относительно самостоятельную роль психологическое изображение, предполагающее собой проникновение во внутренний, скрытый от глаз мир человека.
Одним из важных приемов психологизма А.Б. Есин считает внутренний монолог [1. С. 90]. Мы считаем, что приемом психологического изображения является не только внутренний монолог, но и внешний. Монолог предполагает
собой пространное и развернутое высказывание персонажа, не включенное в межличностное общение, «уединенное общение». Здесь только герой и его мысли, которые он может проговорить внутренне («про себя») или вслух. Психологизм во внешнем монологе не теряет своей значимости, а даже приобретает еще больший акцент, отображая естественные, подсознательные мысли героя. По мнению литературоведа Л.И. Тимофеева, речь вообще «воспроизводит психологический склад и душевное состояние человека» [7. С. 194].

Концепт представляет собой сложное ментальное образование, фундаментальное, многоаспектное изучение которого предполагает облигаторное обращение к анализу самых разных уровней. Приоритетным при этом по праву признаётся лексико-фразеологический уровень языка, на котором наиболее очевидно отражаются ценностные ориентации того или иного социума, система его моральных, этических и эстетических предпочтений, иллюстрирующая особенности менталитета конкретного лингвокультурного сообщества.
Именно на фразеологическом субуровне языка наиболее эксплицитно отражена сама специфика познавательного и эмоционального опыта того или иного этноса, черты его материальной и духовной культуры, воспроизводятся
«характерологические черты народного менталитета» [2. С. 78].
Для выявления понятийных характеристик концепта «совет» в английском, русском и чувашском языках нами были исследованы словарные дефиниции, толкующие данную лексему в соответствующих словарях. Так, в «Толковом словаре русского языка» С.И. Ожегова находим следующее определение: совет –
1) мнение, высказанное кому-нибудь по поводу того, как ему поступить, что сделать; наставление, указание; 2) совместное обсуждение чего-нибудь, совещание для такого обсуждения [8]. В «Толковом словаре русского языка» под редакцией Н.Д. Ушакова «совет» определяется как 1) наставление, указание, как поступить в том или ином случае; 2) согласие, дружба, лад (устар.) [13].

Явление смысловой эквивалентности выражений с отрицанием и без отрицания к настоящему времени изучено сравнительно мало. Речь идет о возможности двоякого прочтения – в утвердительном и отрицательном смысле – высказываний типа: Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульете = ‘Повесть о Ромео и Джульетте – самая печальная повесть на свете’; Нет драматурга более великого, чем Шекспир = ‘Шекспир – самый великий среди драматургов’; Нет ничего в мире, чего нельзя было бы уничтожить с помощью презрения = ‘В мире все можно уничтожить с помощью презрения’; Ничто так не объединяет людей, как отсутствие интеллекта (Аргументы и факты. 2006. № 12) = ‘Отсутствие интеллекта более всего объединяет людей’; Скромна, а ничего, кроме Проказ и ветру на уме (А. Грибоедов) = ‘На уме исключительно проказы и ветер’ и др. под.
В высказываниях подобного рода средствами отрицательной структуры передается не только отрицательная, но и логически соотносительная с ней позитивная информация. Положительная информация извлекается из содержания отрицательных высказываний на основе отношений логической импликации: В мире нет ничего, что бы не менялось с годами → ‘В мире все меняется с годами’.

Теория переходности и синкретизма языковых явлений – одно из наиболее ярких явлений в современной лингвистической науке, позволяющая раскрыть внутренние вертикальные подструктуры, формирующиеся в процессе динамики языковых единиц на синхронном срезе языка. В современных исследованиях
«феномен недискретности», который является родовым свойством языка, человеческого мышления и восприятия мира, а не «недостатком», нуждающемся в непременном устранении, связывается с решением проблем синкретизма в целом и в грамматической сфере в частности [1, 2, 3]. Признание системного характера синкретичных языковых фактов не только не разрушает стройность самой системы, которая не может быть ограничена лишь ядерными структурами, но в значительной степени способствует их более четкой дифференциации.
Определение синкретизма можно дать через указание на диффузность семантики. Предпосылки синкретизма в причинно-следственных отношениях, в частности условных и временных отношениях, определяются в первую очередь характером их семантики. Если чисто условные предложения выражают косвенную модальность предполагаемого условия и его следствия, то синкретичные дериваты с условно-временным значением характеризуются индикативной модальностью, выраженной формами глаголов изъявительного наклонения, т.е. в этом случае одно из событий воспринимается как реально существующее условие реализации другого: А если он осмелится презирать мелочную комедию их лукавого, ничтожного, иногда порочного существования, им делается тяжело и тесно от этого ума (Гончаров).

Соматизмы относятся к самому древнему пласту словарного фонда любого языка, отражают знания носителей языка об окружающем мире. С точки зрения происхождения названия частей тела и внутренних органов в марийском языке входят в основной словарный фонд языка и отличаются устойчивостью. Они, как и другие лексемы, служат основой для образования новых слов.
В данной работе впервые анализируются соматизмы марийского языка с точки зрения расширения их значения на основе трудов марийского языковеда В.М. Васильева, определяются принципы вторичной номинации.
В марийском языке для обозначения отдельных частей тела и внутренних органов как человека, так и других живых существ употребляются общие названия. Например, слово нер ‘нос’ в номинативном (прямом) значении обозначает ‘нос, часть лица человека, морда, рыло животных, клюв птицы’ [11. С. 172]: кайык нер 'клюв птицы', сӧсна нер 'свиное рыло'. Метафорическое значение этого слова зафиксировано в трудах В.М. Васильева в следующих переносных значениях: 1) выдвинутая часть чего-либо: чайник нэр [7. С. 54] ‘носик чайника’: Чайник нэр гыч пушын мундрала койын лэкмыжым ужында? [7. С. 54]. ‘Вы видели, как выходит пар из носа чайника?’. Соматизм нер 'нос' обозначает часть неодушевленного предмета, похожего на анатомический орган человека по своей форме и расположению: форма чайника напоминает голову человека, а его выдвинутая часть похожа на нос. Вторичное значение существует не изолированно, а оно взаимосвязано с первичным значением.