Причинность – одна из кардинальных в научном мышлении проблема – является важнейшим принципом научно-теоретического познания в целом. В познании медико-биологических явлений причинность играет особо важную роль, являясь методологической основой учения об этиологии, теории патогенеза, создания эффективной системы терапии и профилактики заболеваний.
«Этиология как учение может развиваться только на основе каузальности и детерминизма как основных категорий диалектического метода мышления», – указывал известный теоретик медицины И.В. Давыдовский [4]. Можно согласиться с утверждением о том, что степень зрелости медицинской науки зависит от глубины познания ею причинно-следственных связей [5].
Современная отечественная медицина признает детерминированность всех патологических процессов. Имеется весьма обширная литература по вопросу о причинности в медицине. На первый взгляд, создаётся впечатление о единодушии отечественных философов и теоретиков медицины в выборе исходных позиций анализа проблемы: все ссылаются на диалектико-материалистическую методологию. Однако на деле оказывается, что теоретическая трактовка принципа причинности является вовсе не однозначной.

В самом общем виде теория познания может быть определена в качестве философии знания, содержание которой составляет комплекс информации, раскрывающий сущность взаимодействия объекта и субъекта познавательных отношений в процессе созидания нового знания. Проблемное поле философского анализа процесса познания связано как с установлением онтологического статуса этого явления, так и с определением содержания его субъективнорефлексивного компонента. Специфика философии как дисциплины социальногуманитарного цикла «большой науки» заключается в анализе мировоззренческих структур, воздействующих на комплекс мероприятий, составляющих содержание познавательной деятельности человека, разработке проблем соотношения отражения и знания, познания и творчества, познания и практики, социокультурной детерминации познания, гносеологических и этических ценностных компонентов, индивидуального и общественного уровней познания.
Сфера науки – это не только чётко отграниченная совокупность определённого знания, но и система специфического комплекса мероприятий по его получению, что предполагает наличие конкретного отношения субъекта познания к объекту познания, обусловленного соответствующими общественными нормами, культивируемыми в соответствующий социально-исторический период. Значительная часть социальных детерминант, включенных в процесс производства нового знания, непосредственно влияет на содержание и организационную структуру познания, качество коммуникационных взаимосвязей, типов оценки научной деятельности, её мотивации, т.е. всего того, что составляет комплекс жизнеобеспечения науки как социального института.

Исследование проблем языкового пространства России сегодня особенно актуально как для практики, так и для теории. Мощная мировая научнотехническая и технологическая революции ХХ в., создание и активное развитие новых видов связи (Интернет, сотовая связь, кабельное телевидение и пр.), глобализация в социально-культурном пространстве явились причинами утраты самобытности русского языка, выразившейся в интенсивном заимствовании иностранных, в частности англоязычных, слов. Ученые выделяют тенденцию вестернизации (синонимичный термин – американизация) языкового пространства. Высокая частотность употребления иностранных слов наблюдается в деловом и научном общении. Ю.С. Степанов отмечает, что «русский язык может перестать быть… языком науки и останется языком бытовой речи» [7].
Глобализация, с одной стороны, и проявление тенденций национального сепаратизма в политике бывших союзных республик – с другой, обусловили процесс сокращения русскоязычного информационного пространства в странах ближнего и дальнего зарубежья.

Проблемы социального развития имеют специфику их проявления в трансформирующемся обществе рыночного типа и, как следствие, с позиции философского знания требуют обоснованной авторской исследовательской парадигмы.
В результате изучения информационных и практических источников авторами предложены концептуально новые подходы к осмыслению и практической реализации ключевых концептов социального развития общества.

1. Историко-философская реконструкция исследования социального развития позволила заключить, что пока в изучении этого вопроса еще нет общих устоявшихся теоретических взглядов; техника анализа процессов функционирования более разработана, чем техника исследования процессов развития; наиболее дискуссионные методологические аспекты в современной трактовке данного понятия связаны с управляемостью (направленностью) выживанием и устойчивым состоянием социума.
Анализ механизмов социального развития показал необходимость более глубокого изучения внутреннего строения развивающихся социальных объектов и уровня их организации, позволяющих реализовать количественный подход к изучению процессов социального развития.

Ритуальный свадебный костюм мордовского народа наиболее ярко отражает отношение человека к традиционной одежде и отдельным ее компонентам. Важным является то, как он создает костюм, видоизменяет и использует его в разных ситуациях. Национальная одежда отражает отношения между людьми в обществе, в том числе и связанные с самой одеждой (см. [22. С. 3-17]). Проследить это можно на примере свадебного покрывала невесты.
Мордовская невеста со дня сватовства осознавала ответственность данного момента в своей жизни, ведь он был связан с подготовкой к будущим резким переменам: изменению ее социального статуса, места жительства, обязанностей в семье и т.д. Ее уже называли по-другому: «максанькай», «максанька» (выданная), «ладязь тейтерь» (помолвленная), «симф стирь» (пропитая дочь), «чиянь патя» (эрзя), «вяштень стирь», «вештень паця» (мокша) (просватанная). В Инсарском районе невесту называли «девушкой, у которой съеден пирог». Такое имя сохранялось до свадьбы. Предстоящие перемены вызывали естественное волнение, переживания. В это время девушке нужно было дошить недостающие предметы одежды, предназначаемые для одаривания родственников жениха, заучить причитания, выполнить необходимые ритуальные действия, соблюсти все правила. Рассматриваемый период продолжался от 2-3 недель до 3 месяцев, а иногда и дольше. Известно, что в старину свадьба происходила через год. Считалось: чем дольше невеста пробудет помолвленной, тем ей больше чести (подробнее см. [24. С. 211-223; 25. С. 56-58]).

Так, в 1852 г. в одном из отчётов вятского губернатора прозвучало, что «самыми зажиточными крестьянами считаются удельные, поселённые большею частью в хлебородных уездах Яранском и Сарапульском» [8. С. 102].
Главной отраслью хозяйства удельных крестьян в рассматриваемое время оставалось, как и по всему Яранскому уезду, земледелие. В начале XIX в. среднеуездный надел составлял 3,07 десятины. В большинстве крестьянских хозяйств наделы были меньше среднеуездного показателя [6. С. 114].
Решался земельный вопрос в удельной деревне путём выделения удельным крестьянам наряду с казёнными из фонда свободных земель и за счёт покупки земли у казны и частных лиц. В 1802 г. был издан закон, на основании которого можно было наделять удельных крестьян казённой землёй. Но уже в 1811 г. Департамент уделов был вынужден издать циркуляр о том, чтобы управляющие контор не выдавали представления о наделении крестьян землёй впредь до «особого распоряжения», так как вскоре после принятия закона Департамент уделов был завален просьбами о выделении казённой земли [8. С. 105]. В 1827 г. последовало уточнение правил: удельные крестьяне могли быть наделены казённой землёй только в многоземельных губерниях, что резко сузило сферу применения закона.

В 1951 г. на 6 предприятиях Управления промышленности строительных материалов при Совете Министров Мордовской АССР трудилось 585 человек промышленно-производственного персонала, в том числе 506 рабочих, 20 инженерно-технических работников, 29 служащих, 6 человек младшего обслуживающего персонала, 12 пожарников и сторожей, 2 ученика. В капитальном строительстве было занято 12 человек, на транспорте – 17, в жилищно-коммунальном хозяйстве – 3 работника [3. Д. 31. Л. 55-56].
Средняя годовая заработная плата рабочего составляла 4424 руб., ИТР – 8900, служащих 6259 руб., младшего обслуживающего персонала – 2350 руб., работников пожарно-сторожевой службы – 2910 руб., учеников – 2100 руб., строителей – 4160 руб., водителей – 5370 руб. и работников жилищно-коммунального хозяйства – 4600 руб. Однако сохранялась тенденция опережения роста фонда заработной платы на предприятиях по отношению к производительности труда.
К 1956 г. численность промышленно-производственного заводского персонала выросла до 824 человек, в том числе на Рузаевском предприятии – до 224, на Саранском – до 360, на Атемарском – до 108, на Трепаловском – до 85, на Кергудском – до 20, на Шишкеевском – до 27 работников. Численность промышленно-производственного персонала составляла 711 рабочих, в том числе на Рузаевском предприятии – 197, на Саранском – 310, на Атемарском – 94, на Трепаловском – 74, на Кергудском – 15, на Шишкеевском – 21 человек. Дефицит рабочих наблюдался на Саранском (56 человек), Рузаевском (30 человек) и Атемарском (26 человек) предприятиях [3. Д. 117. Л. 14].

Как известно, в постсоветский период в ряде бывших союзных республик существенную роль в управлении страной играли политики, находившиеся долгое время в эмиграции за границей. Так, существенный период своей жизни в эмиграции провели бывшие президент Латвии В. Вике-Фрейберга, президент Литвы В. Адамкус, министр обороны Эстонии А. Эйнселн. В Российской Федерации же представители русской эмиграции оказались по большому счёту невостребованными. Тем не менее контакты с русским зарубежьем у ряда отечественных политических организаций были. Далеко не в последнюю очередь это касается оппозиционных структур.
В период «застоя» какие-либо связи советских инакомыслящих правого направления с русскими эмигрантскими организациями и, прежде всего, с Народно-трудовым союзом (НТС) были практически невозможны, так как отношения «…с НТС по андроповской установке означало и «связь» с ЦРУ» [8. С. 102]. Последнее же обстоятельство автоматически вело к обвинению уже не в «распространении заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», а к «измене Родине» (по первой статье максимальное наказание – 3 года, а по второй – от 10 лет до расстрела) [12. С. 32, 63]. Позднее, уже в период перестройки, с НТС довольно активно сотрудничали некоторые отечественные умеренно демократически настроенные политики, в частности В.В. Аксючиц [2. С. 7].

В соответствии с распоряжением № 4341-р Совета Министров РСФСР от 5 сентября 1957 г. было создано Управление строительных материалов Совета народного хозяйства Чувашского экономического административного района, в которое были переданы ряд заводов. Среди них кирпичные заводы: Алатырский (г. Алатырь), Ивановский (п/о Ивановка, Марпосадского района), Канашский (г. Канаш), Чебоксарский (г. Чебоксары). Шоркистринский (станция Шоркистры Урмарского района), Шумерлинский (г. Шумерля). В это же управление был передан Чебоксарский завод железобетонных изделий № 1 (г. Чебоксары) [1. Л. 1]. Начальником Управления промышленности строительных материалов Чувашского совнархоза был назначен Михаил Иванович Репкин1, а позже эту должность занимал В.Б. Бекман.
В последующие годы консолидация заводов, специализирующихся на выпуске строительных материалов в рамках вновь созданного управления, была продолжена. В 1959-1960 гг. из Промсовета Чувашской АССР были преданы Янтиковский (с. Гришино, Янтиковский район), Козловский кирпичный завод, Вурманкасинский завод керамических блоков (п. Южный, г. Чебоксары), известковый завод (р/п Козловка, Козловского района) и Урмарский известковый завод (р/п Урмары, Урмарский район) [4. Л. 3]. В 1960 г. в подчинении управления было уже 13 предприятий. 7 января 1961 г. в строй действующих вступили Чебоксарский завод ЖБИ № 2, директором которого был назначен М.В. Шувалов, и Мыслецкий кирпичный завод [7].

В условиях модернизации российского общества проблемы школьного образования являются особенно важными. К злободневным вопросам в современных условиях следует отнести анализ профессиональной подготовки и переподготовки педагогических кадров в дореволюционной истории нашей республики.
Некоторые аспекты формирования учительских кадров и их деятельность на территории Чувашии освещены в работах современных ученых Г.А. Александрова, А.В. Арсентьевой, Л.М. Гавриловой, Н.М. Ивановой, Д.Е. Егорова, Л.А. Ефимова и некоторых других. Однако проблема деятельности учительства в регионе не была предметом специального исторического исследования, в результате чего недостаточно изученными остаются профессиональная деятельность, повседневная жизнь учителей, их условия труда, взаимоотношения с учениками и родителями, общественностью. В этой связи актуальным является рассмотрение профессиональной подготовки школьного учительства в дореволюционный период. Изучение опыта предшествующих поколений позволит педагогам республики двигаться вперед значительно быстрее с учетом как достижений, так и ошибок прошлого.