Понятие «мастерство» указывает на способность выполнять какую-либо функцию лучше других или, другими словами, подразумевает определенную склонность, получившую наиболее полное развитие. Например, плотник и кузнец являются мастерами по обработке, соответственно, дерева и железа, так как выполняют эту работу с величайшей сноровкой и оптимальными результатами.



Мастерство жизни означает образ или стиль жизни более высокого уровня, чем это принято в данном социальном контексте. Человек, овладевший мастерством жизни, выделяется на фоне остальных. Мастер делает лучше других то, что умеют все. Он умело пользуется инструментами жизни и делает это исключительно в своих интересах, добиваясь во что бы то ни стало первенства. Этой цели подчинено все остальное. Он стремится быть пастухом, а не овцой, и социально-биологический контекст для него — лишь источник личной власти. Он — лидер, и его психология и поведение лучше всего описаны в трактате Никколо Макиавелли «Государь».

Глагол жить (vivere) означает стремительно нестись как сила внутри другой силы. Это слово происходит от латинского vis — сила, vivens — живущий, то есть тот, кто является этой силой внутри другой силы. Слово жизнь происходит от vis греческого τιυημι (титэми) — устанавливать, создавать, давать место, материализовывать — и означает место живущего. Термин жить служит для обозначения индивида, наделенного некоей силой, которая присутствует внутри всеобщей силы. Обе эти силы — индивидуальная и общая, сливаясь, текут вместе. Окончание ere (как во всех глагольных окончаниях итальянского языка are, ere, ire) происходит от латинского глагола ruere — бежать, катиться, переворачиваться, выходить из, соучаствовать, крутиться.

Попытка указать правильный путь молодым людям, нежелающим оставаться частью толпы, может показаться проявлением философской инфантильности. Но, учитывая тот опыт, который я приобрел за свою жизнь в самых различных областях и который является, скорее, уникальным, чем просто редким, — по крайней мере, я убеждаюсь в этом, соприкасаясь с представителями разных культур, — мне представляется необходимым исполнить долг совести и поделиться с молодежью своими знаниями об искусстве жизни.

В чем же различие между собственно жизнью, мастерством жизни и искусством жизни?

Часть 1
Все, о чем говорит в «Таинстве послушания» отец Рафаил, безусловно, верно, его высказывания аксиоматичны. Послушание превратилось в наши дни едва ли не в самую забытую и пренебрегаемую добродетель. И слова автора многих могут отрезвить, многим дадут возможность задуматься: имеют ли они послушание (или хотя бы стремление к нему), и если нет, то действительно ли оно «невозможно» или же это всего лишь ложь изворотливого самолюбия?

Но в то же время нельзя оставить без внимания один очень серьезный момент. Каждый человек пишет, говорит, учит из своего (именно из своего!) опыта. Суть учения может быть неоспоримой. Но существует такой важнейший фактор, как обстоятельства, которые, по выражению святителя Игнатия (Брянчанинова), не изменяя сущности, оказывают тем не менее «на сущность существенное влияние»[228]. Это в том числе и те обстоятельства, в которых сложился как духовная личность пишущий, и те, в которых находятся читающие.

Се, ныне благословите Господа, вси раби Господни… (1).

Ныне значит теперь, немедленно, не откладывая на будущее: каждый день может быть днем спасения, каждое мгновение – не только рубежом между прошлым и будущим, но и началом новой жизни.

Благословите. Совершенное благо – это Господь, а благое слово – имя Божие, имя Иисуса Христа. Ныне благословить Господа – значит начать творить Иисусову молитву, не давая обмануть себя лукавому помыслу, уверяющему тебя, что ты только лишь этот день или час отдашь мирским заботам, а затем, окончив свои дела, начнешь служить Богу. Дух Святый призывает нас ныне благословить Господа, а сатана говорит: «Не ныне, а потом, не сегодня, а завтра». Но земные дела не кончаются, и, как дым, проходят годы и десятилетия.

Веровах, темже возглаголах… .

Верил в то, что Бог слышит меня, что Он так близок ко мне, как мое собственное сердце. Верил, что Господь услышит и исполнит мою молитву.

Когда благодать касается души человека, то вера становится действительностью, приобретает силу достоверности, где нет места колебаниям и сомнениям.

Есть разные степени веры. Одна утверждает существование Бога, другая живого Бога созерцает. Веровах – значит, моя душа почувствовала Бога, увидела Его особым духовным прозрением, а затем заговорили уста. Славянское возглаголах нельзя перевести как «говорил» или «сказал»: слишком слабы и немощны в этом случае русские слова. Возглаголах – это вопль сердца, воплощенный в слове, это эмоциональное самовыражение души, это звучание в речи сокровенных ее струн. Возглаголах – здесь сердце как бы сливается с произносимым словом. Возглаголах – это похоже на поток горной реки, сломавшей преграды льда, только там струи воды устремляются вниз по склонам, а здесь вопль молитвы устремлен от земли к небесам, он возносится ввысь.

Что хвалишися во злобе, сильне?.

Здесь мужественный дух человека, укрепленный молитвой, обличает демона – лукавого духа. Святые отцы говорили: «Когда к тебе приходит неизвестный помысл, как бы скрытый во тьме, то спроси его со всей твердостью и решимостью воли: “Наш ли ты или от супостатов?”[214]», и от прямого вопроса помысл не сможет укрыться и спрятаться, как извивающаяся змея, а ответит, кто он и кем послан.

Здесь душа обличает демона вопросом: что хвалишися? Хвалиться – значит торжествовать победу, еще не будучи победителем. Хотя бы демон захватил человека, словно борец своего противника, опутал его сетями греха, хотя бы тысячекратно обманывал и обольщал его горькой сладостью порока, но пока в сердце человека есть покаяние, пока собственная совесть не предала его, демон все еще не победитель.

Благодать поднимает поверженного с земли, точно раненого воина, она разрывает демонские сети, как паутину. Демон может хвалиться только тогда, когда человек, сознательно отказавшись от покаяния, отдает свой последний вздох ему. Чем хвалиться сатане? Тем, что он восстал против Бога и так лишил себя истинной жизни? Хвалиться своей собственной смертью, подобно тому как некоторые самоубийцы высоко поднимали кубок с ядом, будто некий трофей?

Что значит слово «святой», которое мы употребляем не только в литургической, но часто и в обыденной жизни? На основании чего Церковь канонизирует подвижников веры, свидетельствует об их святости и дает нам право обращаться к ним с молитвой?

Если мы спросим у окружающих нас людей, в том числе у христиан, живущих церковной жизнью, что значит «святой человек», то получим неодинаковые ответы. Одни скажут, что святой – это человек чистой и безукоризненной жизни, другие будут утверждать, что святость – это самоотверженное и бескорыстное служение людям, третьи укажут на такие ее признаки, как милосердие, сострадание, отзывчивость человека. То есть для большинства людей святость – это наличие высоких нравственных достоинств. Однако на самом деле все это качества и свойства святости, ее проявления в различных жизненных ситуациях и обстоятельствах, а не сама святость. Все перечисленные достоинства человека, даже в своей совокупности, не дают исчерпывающего представления о том, что мы хотим определить.

У молитвы существуют внутренние и внешние враги. Первый враг – это себялюбие. Себялюбие – неправильная любовь к себе. Оно проявляется в трех видах: как тщеславие, сребролюбие и сластолюбие, то есть стремление к наслаждению.

Молитва – внутренняя жизнь, а тщеславие – театральность, жизнь вовне, жизнь для людей. Молитва – это внутренний, невидимый и самый могущественный фактор бытия человеческой личности; если можно так сказать, молитва – это стержень личности, а тщеславие заменяет лицо маской и саму молитву превращает в представление. Тщеславный – это артист святости, он не может пребывать умом в своем сердце, он непрестанно репетирует роли, которые будет играть перед людьми, в том числе и роль молитвенника. Тщеславный будет намекать на силу и значительность своей молитвы, рассказывать о необыкновенных случаях или даже чудесах, которые происходят по его молитве. Когда тщеславный находится в окружении людей, то он готов молиться целыми часами, чтобы услышать аплодисменты своему благочестию. Страсть тщеславия дает ему для молитвы демоническую силу, а когда он остается наедине с самим собой, то желание молиться у него исчезает. Тщеславный не молится, а только играет в молитву, поэтому молитва его становится бездушной и лицемерной. Тщеславие постепенно переходит в гордость. Гордый не чувствует нужды в помощи Божией, он полагает, что ему достаточно своих личных совершенств, чтобы исполнить Евангелие или даже превзойти его. Гордый сам для себя становится богом, поэтому молитва или вообще исчезает, или при ней совершенно утрачивается чувство благоговения: он разговаривает с Богом, как с равным себе.

Учение о молитве тесно связано с православной антропологией[201]. В антропологическом плане молитва является средством к освобождению духа от деформированных, растленных чувств души, находящихся в неуправляемом, хаотическом состоянии, борющихся друг с другом. Мир понимает свободу как возможность человека следовать своей главной страсти, которая на время победила прочие, и находить условия и средства для ее удовлетворения. С религиозной же точки зрения, эта «свобода» – состояние непрерывного рабства различным, постоянно сменяющим друг друга хозяевам. Страсти находят основание, как бы поле действия, в человеческом теле. Тело, «объединившись» с душой, подавляет дух – так союзные войска осаждают город, отрезав все его коммуникации. Но один из союзников этого вражеского войска, а именно человеческий разум, менее, чем другие силы души, поражен грехом и страстями, поэтому он по временам становится на сторону духа и делает попытки освободить его.