В последней трети XIX в. Австралия являлась наиболее успешной и динамично развивающейся британской переселенческой колонией. В сравнении с Канадой Австралия не имела преимущества географической близости, которая облегчала иммиграцию из метрополии. Это затрудняло приток трудовых ресурсов – главного фактора аграрной колонизации и экономического развития переселенческой колонии в целом. В отечественной «австралиане» уделено немало внимания проблемам экономического, политического, социального и культурного развития Зеленого континента в XIX в. [3]. Специальные работы посвящены процессам конституционного развития Австралии [4], а также трансформации переселенческих колоний из коронных в доминионы и связанных с этим изменений их взаимоотношений с метрополией [1]. При этом явно недостаточное внимание уделялось концептуальному обоснованию этих сложных и неоднозначных процессов, интенсивному и плодотворному творчеству британской интеллектуальной элиты. А. Леруа-Болье считает, что успешное развитие австралийских колоний происходило не благодаря, а вопреки крайне неблагоприятным обстоятельствам. В Стране антиподов колонисты в непривычных природных условиях сумели создать процветающие колонии исключительно благодаря эффективности управления имперской администрации, собственному трудолюбию и предприимчивости. Для Леруа-Болье Австралия – это «страна, где, по-видимому, вечно должно было царить варварство и где, как казалось, природа исключила человеческий труд и культуру». Он подчеркивает неблагоприятный характер природных условий Австралии. Это «обширный континент без береговых извилин и рек, представляющий собой знойное песчаное море… обширные равнины, состоящие попеременно из болот и пустынь… климат, отличающийся крайней сухостью». С севера побережье Австралии отделено от мореплавателей окружающего мира Большим Барьерным рифом – «неприступными подводными стенами… Великой заставы». Тем не менее «неслыханное развитие и прочное благосостояние австралийских колоний обязано не случаю и не благоприятным условиям места, а целесообразной политике Англии, ее превосходной системе управления колониями» [2. С. 362]. В течение XIX в. динамичное экономическое развитие Австралии обеспечило ресурсную базу для государственного строительства. Политическая элита колонии потребовала от лондонской бюрократии более полно и своевременно учитывать ее интересы при формировании имперской политики. Британская интеллектуальная элита была вынуждена пересмотреть место и роль Австралии в Британской империи, а также методы и правила взаимодействия между колонией и метрополией. Для британских авторов главной проблемой было формирование австралийской нации, процессы развития национального самосознания, которые не должны были угрожать активизацией политического сепаратизма в Британской империи. Следует отметить, что австралийские авторы в сравнении с британскими гораздо более оптимистично оценивали итоги и перспективы развития своей новой родины. Так, сэр Г. Эллиот вспоминает о своей поездке в 1837 г. на 18 месяцев на Тасманию (Землю Ван Димена) в качестве секретаря губернатора сэра Джона Франклина. Автор подчеркивает специфику австралийских условий, которые не могут не оказать влияния на формирование особого национального характера. Прибыв после учебы в Кембриджском университете в административный центр Тасмании Хобарт на Рождество 1836 г., Эллиот попал на «землю противоречий, отличающуюся от Европы во всем». В Стране Антиподов начинается зима, когда в Великобритании лето, и наоборот. Деревья зимой сбрасывают не листья, а кору, у фруктов косточки находятся снаружи, а не внутри. Животные носят детенышей во внешних карманах, а кроты имеют клювы и откладывают яйца как птицы [9. Р. 755]. Англосаксонские колонисты не отступили перед трудностями и открыли для Зеленого континента новые перспективы развития. В серии статей с характерным названием «Антиподы», опубликованных «Контемпорари ревю» в августе-октябре 1891 г., британский путешественник Д. Кристи Муррей излагает свои впечатления от поездки в Викторию, Новый Южный Уэльс и Квинсленд. Он везде подчеркивает признаки рождения самостоятельной австралийской нации, что влечет за собой патриотизм «антиподов», осознание ими собственной национальной идентичности, непохожей на британскую. Для гостя из метрополии Австралия – это страна контрастов, великих достижений и не менее великих потрясений, переживающая кризис своего рождения. «Нет страны, в которой были бы так высоки условия общественного комфорта, возвышен стандарт улучшения разума, так велики и различны средства к интеллектуальному отличию, существующие бок о бок с такой турбулентностью, распущенной коммерческой моралью и такой огромной статистикой пьянства и преступного насилия» [8. Р. 465]. В столице штата Виктория Мельбурне, или в «Гаскони антиподов», путешественника поражают мгновенные переходы от полярного к тропическому климату, от снегопадов к дождям или жаре. Столь же склонны к крайностям и аффектам местные жители. Австралийцы, которые «трансплантировали чистоту и простоту англичанина», искренни, гостеприимны и более непосредственны. Часто они склонны к агрессии и насилию, но это объясняется тем, что они, в сущности, живут в условиях «дикого Запада». Д. Кристи Муррей вспоминает о том, что первопоселенцами Австралии были ссыльные каторжники. Он считает, что это наследие не изжито до сих пор и проявляется в авантюрности и беззаконии жизни населения золотых приисков и плантаций на окраинах Зеленого континента: «дикая неустроенная жизнь до сих пор ведется большинством людей дальнего севера и запада», где процветает «естественное буйство юного и полуоседлого общества» [8. Р. 306]. Другой британский автор, Э. Бехитт, видит в Виктории «умственный тренинг растущего поколения». «Молодость» австралийской нации, ее неизбежно низкий образовательный и культурный уровень ведут к многочисленным эксцессам – преступности и самоубийствам молодежи, демонстрациям и стачкам рабочих, которые нарушают общественный порядок. Ничуть не лучше простолюдинов вели себя представители элиты. Автор отмечает многочисленные «проказы» коррупции политиков. В «юных парламентах» Нового Южного Уэльса и Виктории было обычно сквернословие, пренебрежение правилами дебатов и общими приличиями. Так, депутаты часто использовали методы обструкции и срывали выступления своих оппонентов. Бехитт описал случай, когда в парламенте Нового Южного Уэльса в ответ на оскорбление один «почтенный член палаты» бросил другого «почтенного члена» через скамьи в зале заседаний. После того как другие депутаты растащили этих «оппонентов», те извинились, и заседание палаты было продолжено. Автор полагает, что это естественный для любой молодой нации диспаритет, когда физическое развитие опережает умственное. Этот диспаритет будет естественным образом уменьшаться в каждом последующем поколении австралийцев по мере развития сферы образования и культуры [6. Р. 126-131]. Крайне низкий уровень политической культуры демонстрировали избранные в парламенты колоний рабочие лидеры. В феврале 1892 г. «Контемпорари ревю» поместило статью премьер-министра сэра Г. Паркса «Лейбористская партия в Новом Южном Уэльсе. Он сообщил британской аудитории о неожиданной триумфальной победе лейбористов на выборах в парламент Нового Южного Уэльса в июне 1891 г. Автор довольно негативно оценивает уровень организации и конструктивность политической программы своих удачливых конкурентов, рабочих лидеров. Он подчеркивает низкий уровень цивилизованности рабочих лидеров, их ориентацию на конфронтацию и классовые конфликты [11. Р. 197]. Г. Паркс пишет о демонстрации силы тред-юнионов, которые организовали на улицах Сиднея процессии с музыкой, флагами и значками протяженностью до двух миль. Он встревожен угрозой появления в парламенте колонии внесистемных политиков, «сомнительных людей… с чертами романтики», не готовых к будничной законодательной работе. Новые депутаты часто избирались сразу после прибытия в Новый Южный Уэльс и не имели постоянного места жительства и профессии. Иногда их избирали в парламент заочно, в то время как они находились в тюрьме, арестованные за участие в очередной стачке. Парламентский ветеран обращает внимание на «идиосинкразию» новичков к обычным парламентским процедурам, на их компактное размещение в зале заседаний в изоляции от прежних мест правящей партии и оппозиции, на немедленное вступление в дебаты без обычного для новых депутатов периода учебы и молчаливого наблюдения. Лейбористы изначально готовились к кардинальным переменам в работе парламента, заявив, что они были избраны не для подчинения прецедентам, а для их создания. Они потребовали предоставления избирательных прав военнослужащим, пауперам в приютах и заключенным в тюрьмах [11. Р. 201-204]. Закономерно, что и Г. Паркс, и Э. Бехитт, и Д. Кристи Муррей доказывают, что именно такие эксцессы делают необоснованным националистический лозунг «Австралия – для австралийцев». Для них Австралия в той степени, в которой она является цивилизованной страной, создана британскими предпринимателями на британские деньги. При этом в целом она еще не вышла из «детского» возраста и не может развиваться без британского покровительства. Д. Кристи Муррей полагает, что 3326 тыс. человек, проживающих в Австралии, еще долго не смогут без посторонней помощи осваивать богатства, расположенные на 3055 тыс. квадратных миль ее территории. В то же время он отмечает успехи Австралии в экономическом развитии. Он считает, что «криминалитет не репродуцируется», что потомки каторжников и авантюристов смогут перейти к здоровой цивилизованной жизни. Он видит, что труд австралийских рабочих выше оплачивается, они лучше питаются и живут, чем рабочие во всем мире [8. Р. 301-302]. Д. Кристи Муррей наблюдает зрителей на кубке Мельбурна по скачкам, оценивает их как более «живописную толпу», чем зрители английского Дерби, и выделяет отличительную черту австралийцев – любовь к удовольствиям. Если строительство английской деревни начиналось с церкви, то австралийской – с ипподрома. Путешественник видит в австралийских городах гораздо больше театров, чем в Англии. В их репертуарах гораздо больше комедий и комических опер, а представления даются с максимальной «помпой и роскошью». Австралийцы любят пикники в лунные ночи в эвкалиптовых лесах, где можно отдохнуть от дневной жары, а лунный свет такой, что можно читать газеты. Австралийцы производят впечатление «атлетического народа», повально увлеченного спортом. Банковским клеркам сокращается рабочий день, чтобы они могли тренироваться и играть в футбол, заниматься борьбой или боулингом. Чемпионы прославляются во всех газетах – от официальной «Аргус» до деревенских еженедельников. Для британского гостя понятен массовый спорт как способ расходования избыточной энергии спортсменов на аренах, а их болельщиков – в драках между собой – на трибунах [8. Р. 306-309]. Д. Кристи Муррей обращает внимание на молодость австралийской нации. Амбициозная и энергичная молодежь делает быстрые карьеры и занимает ответственные посты на государственной службе, в юриспруденции, бизнесе, медицине и образовании на основании личных способностей, без обязательной выслуги лет. Но в политике это часто ведет к авантюризму и импульсивности, что, по мнению автора, требует наличия «предохранителя» в виде губернатора Короны с правом вето [8. Р. 450-451]. Британский автор видит перспективу развития австралийских колоний в их объединении в федерацию. Это позволит, во-первых, объединить обширные и разнообразные ресурсы, а, во-вторых, прекратить такие бессмысленные пограничные конфликты, как Нового Южного Уэльса и Виктории из-за долины Муррея. Автор положительно оценивает распространение общественной собственности – «истинного голоса Демократии». С одной стороны, это позволяет вести «строительство для будущего» шоссе и железных дорог, даже если они и не используются в малонаселенных территориях. С другой стороны, это позволяет украшать города зданиями, парками и статуями [8. Р. 311-312]. В отличие от «старых наций» Австралия «смотрит вперед с доверием», и доказательством этому служат многочисленные и хорошо оснащенные школы, университеты, музеи и библиотеки [8. Р. 464]. Отличия Страны антиподов от Великобритании несомненны, но это не должно вести к дезинтеграции империи, так как эти отличия не могут разрушить базовую расовую, кровную и духовную, общность всех англосаксов [8. Р. 622]. Уже в декабре 1891 г. в «Контемпорари Ревю» был помещен ответ Д. Кристи Муррею «антипода» – генерального агента Тасмании сэра Э. Брэддона. Он считает выводы «ординарного путешественника» поверхностными из-за краткосрочности его пребывания в Австралии и весьма раздражен умалением национальной морали австралийцев. Э. Брэддон полагает, что австралийские бизнесмены вовсе не беспринципные спекулянты, что в австралийских городах практически нет стачек и уличных беспорядков, а уровень пьянства и преступности значительно ниже, чем в Великобритании. Австралийский автор считает, что по уровню богохульств и ругательств австралийцы ничуть не превосходят жителей Туманного Альбиона [7. Р. 807-808]. Э. Брэддон не сомневается в специфике национального характера «антиподов». Он убежден в том, что они сначала «австралийцы» и только потом «англичане». Но при этом он отвергает все обвинения в сепаратизме, в отказе участвовать в имперском строительстве. Э. Брэддон считает справедливым сосредоточение всех усилий колонистов на освоении колоссальных богатств Зеленого континента, что не означает отсутствие любви к «матери-родине», гордости традициями Британской империи. При этом австралийцы знают намного больше об Англии, чем англичане – об Австралии. Высокий уровень развития образования в колонии включает знание английской истории и культуры, а телеграфная связь позволяет оперативно информировать колонистов о современных экономических, социальных и политических событиях в метрополии [7. Р. 816]. В статье «Влияние климата на расу», опубликованной в «Найнтинф сенчури» в мае 1893 г., Дж. Фортескью анализирует отличия национального характера австралийцев на основании категории расы. Расизм этого автора основывается на принципе географического детерминизма. Трансплантация англосаксонского типа расы и национального характера в различных частях земного шара возможна в различной степени и в первую очередь зависит от климата. Так, в коронных колониях и в Северной Австралии, «вредный эффект тропического климата… [вызывает] дегенерацию англичан по чисто климатическим причинам». Поэтому англосаксонское меньшинство сможет сохранить свою власть над местным населением только при условии притока «свежей крови… из Старой Страны», но и в этом случае «система белого превосходства в тропиках фактически искусственна» [10. Р. 862]. Совершенно другая ситуация складывается в переселенческих колониях, и, в частности, в Новом Южном Уэльсе. Здоровый, умеренно теплый «любовный климат», отсутствие «депрессивных атмосферных условий» Туманного Альбиона устраняют «национальную английскую меланхолию». «Суровая зима – великий Тевтонский институт… великий учитель упрямой выносливости, предусмотрительности, трудолюбия и других доблестей, так же, как определенной грубой, но ценной брутальности». Но в отличие от англосаксов – «тевтонов» «антиподы» не расслабились и не деградировали в теплом климате Нового Южного Уэльса. Местные уроженцы отличаются от жителей метрополии прекрасным здоровьем, «физическим ранним развитием… ростом и стройностью форм». Постоянное голубое небо и солнце вместо английских туманов создают «источник удовольствий, неизвестных их отцам» и делают «жизнь ярче и счастливее». Австралийцы «прекращают быть беспокойными, мрачными и тревожными, они становятся веселыми и добросердечными, более похожими на южные расы Европы» [10. Р. 864-865]. Фортескью видит деградацию и потерю физической энергии англосаксонских колонистов в тропическом Квинсленде. Он считает, что только постоянный приток новых переселенцев нейтрализует «кумулятивный эффект» и «разрушает все калькуляции». Но, несмотря на эту «свежую кровь» в самых жарких городах Австралии, Брисбене и Аделаиде, Фортескью отмечает самые высокие показатели детской смертности. По статистическим показателям Австралия в 2 раза превосходит Новую Зеландию с ее более прохладным климатом по смертности «от атрофии и дебильности». «Дебилизирующее влияние климата» нарастает при движении от Сиднея к северу континента. Д. Фортескью крайне негативно оценивает условия жизни в городах в сравнении с сельской местностью. Более того, он считает, что этот дисбаланс в Австралии еще больше, чем в Великобритании: «городская жизнь более фатальна в сравнении с сельской в Австралии, чем в Старой Стране». Тяготение колонистов в приморские города во многом объясняется тяжелыми природными условиями в жарких и засушливых внутренних районах. В отличие от Новой Зеландии в Австралии сельские жители не могут пользоваться «дарами природы». «Тяжелые разрушительные засухи» губят урожай каждый третий год и «это требует некоторого куража, чтобы встретить перспективу тяжелой работы и трудностей». В то же время Фортескью отмечает высокий уровень жизни в Мельбурне, Сиднее и других австралийских городах. Никакой австралийский безработный не согласится на работу с заработной платой меньше 7 шиллингов в день. Благодатный местный климат становится «императивом» для установления 8-часового рабочего дня и это, по мнению автора, ведет австралийцев к лени, а колонии – к банкротству. Рабочие лишены предпринимательских амбиций и в обеспечении для себя «искусственных стандартов комфорта» и гарантий занятости больше надеются на государственную протекцию, а не на свои силы. Физическая деградация и нежелание белых колонистов в Квинсленде работать на плантациях в условиях тропического климата привели к ввозу в эту австралийскую колонию завербованных рабочих из Китая и Полинезии. Эти иммигранты соглашались работать в самых тяжелых условиях за пониженную заработную плату, что привело к общему снижению уровня оплаты труда и протестам профсоюзов. Фортескью считал, что «австралийская демократия истерически нервно отнеслась к допуску чужих рас на континент», но подобное стремление к самоизоляции блокирует развитие колонии и в конечном счете приведет к переходу мировой индустриальной монополии от Запада к Востоку [10. Р. 867-873]. Таким образом, как британские, так и австралийские авторы в конце XIX в. отмечали «кризис рождения» австралийской нации. Британские путешественники видели несомненные отличия природы, климата, экономической и политической систем австралийских колоний от их «родины-матери». Но при этом все авторы доказывали преждевременность выхода Австралии из состава Британской империи. При всех своих отличиях австралийцы оставались англосаксами и лояльными подданными Короны. Несмотря на высокие темпы экономического развития, австралийские колонии в данный период еще не имели ресурсов для формирования суверенного государства.
Литература 1. Грудзинский В.В. На повороте судьбы. Великая Британия и имперский федерализм (последняя треть XIX – первая четверть XX в.). Челябинск: Изд-во Челябинского ун-та, 1996. 298 с. 2. Леруа-Болье А. Колонизация у новейших народов. СПб., 1877. 467 с. 3. Малаховский К.В. История Австралии. М.: Наука, 1980. 400 с. 4. Скоробогатых Н.С. Вехи конституционного пути Австралии (1788-2000) М.: Восточная литература, 2006. 215 с. 5. Скоробогатых Н.С. История Австралии. М.: Восточная литература, 2006. 287 с. 6. Bechitt E.W. Australian Side Lights on English Politics // The Nineteenth Century. 1889. № 143. January. P. 110-131. 7. Braddon E. Cristie Murray and the Antipodeans // The Contemporary Review. 1891. December. P. 801-816. 8. Cristie Murray D. The Antipodeans // The Contemporary Review. 1891. August. P. 293-312; 1891. September. P. 450-467; 1891. October. P. 608-622. 9. Elliot H. Australia Fifty Years Ago // The Nineteenth Century. 1889. № 153. November. P. 755-760. 10. Fortesque J.W. The Influence of Climate on Race // The Nineteenth Century. 1893. № 195. May. P. 862-873. 11. Parkes H. The Labor Party in New South Wales // The Contemporary Review. 1892. February. P. 197-204.
