Навигация
Обмен ссылками

 
автор: jatusia1992
Имя Фимтпино Липпи (ок. 1459—1504) всегда произ­носится рядом с Боттичелли. Родственная атмосфера сбли­жает их различные индивидуальности. Филиппино прежде всего унаследовал от отца некоторую долю его колоритного таланта, Боттичелли не был колористом. Поверхность ве­щей пленяет Филиппино, и он трактует ее тоньше, чем кто-либо другой; волосам он придает блеск и мягкость: то, что для Боттичелли было лишь игрой линий, является для Фи­липпино живописной проблемой. Он изыскан в подборе кра­сок, особенно голубых и фиолетовых тонов. Рисунок его мяг­че, более волнист; ему присуще нечто женственное. Есть ранние картины Филиппино, пленяющие нежностью худо­жественного восприятия и исполнения. Порою он кажется даже слишком мягким. Его Иоанн в картине «Мария с че­тырьмя святыми» 1486 года (Уффици) не угрюмый пус­тынник, а глубоко чувствующий мечтатель. На той же кар­тине доминиканский монах берет свою книгу не всей рукой, а только придерживает ее куском материи, и его гибкие, тонкие пальцы подобны щупальцами Последующее развитие не соответствует этим начинаниям. Внутреннее трепетание вы­разится у Филиппино в замысловатом внешнем движении, картины его приобретут беспокойный и спутанный харак­тер; в более поздних фресках в Санта Мария Новелла с трудом узнаешь живописца, сумевшего серьезно и сдержан­ но закончить капеллу Мазаччо.
 
 
автор: jatusia1992
Боттичелли (1446—1510) был учеником Фра Филиппо, что заметно только в его самых ранних работах; их темпера­ менты были совершенно разные: вечно веселый, добродуш­ный Филиппо наслаждался всеми благами жизни, Ботти­челли был порывист, горяч, внутренне всегда возбужден; его мало привлекала живописная поверхность вещей, он пи­шет резкими линиями и придает своим лицам много харак­тера и выразительности. Всем знакома Мадонна Боттичел­ ли с узким лицом, с безмолвными устами, с тяжелым и за­туманенным взором. Это совсем иной взгляд, чем веселое подмигивание Филиппо. Святые Боттичелли — это не здо­ровые люди, которым хорошо живется. Внутренний огонь сжигает его Иеронима, его юный Иоанн захватывает нас выражением мечтательности и аскетизма. Святые истории даются ему дорогой ценой; с годами его серьезность растет, и он совершенно жертвует прелестью внешнего образа. Кра­сота у него будто изнурена печалью, улыбка у него кажется мимолетным озарением
 
 
автор: jatusia1992
Средства и замысел более гармонируют друг с другом в изображениях мадонн, чем в «Положении во гроб». Рафаэль сделался популярным как живописец мадонн, и подходить к их чарующей прелести с грубыми приемами формального анализа — это может показаться излишним. С «Мадонн» делалось больше репродукций, чем с произведений какого-либо другого художника, и все они нам знакомы с юности.
Они до такой степени проникнуты чертами материнской любви и детской миловидности, торжественного достоинства и сверхчеловеческого величия, что о дальнейших намерениях художника и не спрашиваешь. А между тем с одного лишь взгляда на рисунки Рафаэля видно, что для художника проблема была не в том, что пленяет публику, не в создании той или иной красивой головы или поворота ребенка, а в сплоченности группы, в согласовании направлений различных членов и фигур. Можно, конечно, рассматривать Ра-фаэля с точки зрения душевного настроения, но сущность его художественных намерений откроется лишь тому, кто от душевных переживаний способен перейти к формальному анализу.
Проследим развитие одной и той же темы в ряде картин.
 
 
автор: jatusia1992
Филиппо Липли, воспитавшийся на фресках капеллы Бранкаччи; его роспись хоров собора в Прато, сделанная в середине столетия, пред­ставляет нечто весьма значительное. Филиппо большой та­ лант, а как живописец в специальном значении этого слова он занимает совершенно особое место. В своих станковых картинах он рисует, например, сумеречную глушь леса — тема, за которую возьмется лишь Корреджо; колоритной же прелестью своих фресок он превосходит всех флорентийцев XV столетия. Да, кто видел апсиду собора в Сполетто, где в небесном короновании Девы Филиппо хотел создать чудо игры красок, тот согласится, что подобная красота не по­вторяется.
 
 
автор: jatusia1992
Верроккьо (1435—1488), представитель идеалов но­вого поколения, хотя как талант и менее крупный, чем До­нателло.
С середины века в искусстве замечается пробуждение вкуса ко всему тонкому, хрупкому, элегантному. Фигуры теряют грубоватость форм, делаются стройнее, тоньше в сус­тавах. Широкий размах движений сменяется чем-то более мелким и изысканным, моделировка приобретает чрезвычай­ную отчетливость, резец выделяет теперь малейшие повы­шения и понижения; спокойствие и замкнутость сменяются подвижностью, напряженностью; пальцы вытягиваются с ис­кусственной грацией, голове придаются особые повороты и наклоны; мы видим много улыбок и с чувством обращенных вверх взоров. На сцену выступает утонченное существо, ря­дом с которым прежняя естественность не всегда сохраняет свое значение.
Эта противоположность вкусов ясно обнаруживается при сравнении бронзового Давида Верроккьо с такой же фигурой Донателло. Угловатый юноша превращается в тонкоч­ленного, худого мальчика с острым локтем, все формы ко­торого отчетливы. Этот локоть упершейся в бок руки обра­ зует главную линию силуэта . Во всех членах заметна на­пряженность, нога отставлена, колено вогнуто, рука с мечом вытянута. Как все это отличается от спокойного характера фигуры Донателло! Весь мотив вызывай желанием выра­зить движение. Выражение лица также оживляется движе­нием — улыбкой, скользящей по чертам юного победителя.
 
 
автор: jatusia1992
Рафаэль вырос в Умбрии. Он выделялся в школе среди других учеников Перуджино и с таким совершенством усвоил проникнутую чувством манеру учителя, что, по словам Вазари, картины учителя и ученика нельзя было различить.
Быть может, никогда еще гениальный ученик не впитывал с такой полнотой искусство учителя, как Рафаэль. Ангел, написанный Леонардо в картине Верроккьо «Крещение», сразу поражает чем-то особенным, работы Микеланджело мальчика нельзя сравнить ни с какими другими, Рафаэля же в его начинаниях трудно отделить от Перуджино. Но вот он прибывает во Флоренцию. То был момент, когда Микеланджело закончил подвиги своей юности, изваял Давида и работал над «Купающимися солдатами», а Леонардо набросал картину боя и создавал невиданное еще последнее свое чудо — «Мону Лизу»; Леонардо — в расцвете сил, во всем сиянии славы. Микеланджело — на пороге зрелости, человек будущего. Рафаэлю же едва минуло двадцать лет. Чего мог он ожидать для себя рядом с этими великанами?Перуджино как живописца ценили на берегах Арно, и потому его ученику можно было предсказать, что картины его будут нравиться, что он сделается вторым, быть может, лучшим Перуджино. Впечатления самостоятельности его картины не производили.
 
 
автор: jatusia1992
Родоначальником итальянской живописи был Джотто, пер­вым заговоривший языком искусства. Нарисованное им по­нятно, как речь; его рассказы переживаются. Он широко охватил мир человеческих чувствований; библейские исто­рии и легенды святых он рассказывает нам как живые, подлинные происшествия. Он схватывает самую сущность со­бытия и изображает сцену со всей правдивостью обстанов­ки, при которой она необходимо должна совершаться. Свою задушевную манеру характеризовать святые истории и ожив­лять их интимными частностями Джотто заимствует в про­поведях, которые слышит, и в поэзии францисканцев; но сущность его таланта — не в поэтическом замысле, а в жи­вописном изображении, в выявлении вещей, которых до не­го предшествующие художники передавать на картинах не умели. Его глаз чутко воспринимает в явлении наиболее ха­рактерное, и, быть может, живопись никогда не достигала такой силы выразительности, как при нем. Не следует, од­нако, представлять себе Джотто чем-то вроде христианских романтиков, со всегда готовым запасом сердечных излияний, наподобие францисканского монаха; не должно также думать, что и его искусство расцвело лишь под наплывом той великой любви, силою которой ассизский святой низвел небо на землю и вселенную обратил в небо. Джотто был не мечтатель, но человек действительности, не лирик, но ху­дожник-созерцатель, речь которого всегда ясна и вырази­тельна, хотя и не увлекательно-прекрасна.
 
 
автор: jatusia1992
От слова «классический» веет на нас каким-то холодом.
Чувствуешь себя оторванным от живого, пестрого мира и поднятым в безвоздушные пространства, где обитают одни лишь схемы, а не люди с теплой, красной кровью. «Класси­ ческое искусство» кажется вечно мертвым, вечно старым плодом академий, порождением теории, а не жизни. А мы томимся такой бесконечной жаждой живого, действительно­ го, осязаемого. Современный человек всюду ищет искусства, от которого сильно пахнет землей. Не чинквеченто, а кват­ роченто — излюбленная эпоха нашего поколения: решитель­ ное чувство действительности, наивность глаза и ощущения.
 
Авторизация
Топ новостей