Одна из ошибок в духовной жизни, которую мы постоянно наблюдаем, это незнание различий между душевной и духовной деятельностью человека или неумение различать эти две самостоятельные области его деятельности. Образом существования всех ересей и церковных расколов является, по сути, погружение в душевную жизнь и при этом – имитация духовных состояний.
Каждое лжеучение есть бунт души (вернее, душевных страстей, и прежде всего гордости и похоти) против духа, души, которая, призывая себе в союзники фантазию и соединяясь с демоническими силами, создает как бы сказочный замок посредством своей изобретательной эвристики[160] и эмоций. В этом замке, созданном его собственным воображением, человек живет до самой смерти.
Сама по себе душевная жизнь является вполне законной стороной земного бытия человека. Даже больше того: без нее человек не мог бы существовать. Но здесь необходимо соблюдение строгой иерархии: если тело – служанка души, то душа должна быть служанкой духа. Если эта субординация нарушена, то дух замыкается в себе, он как бы добровольно отрекается от принадлежащего ему по праву и уступает свое место захватившему его. Раб, неожиданно получивший власть, не может жить по прежним законам. Поэтому начинается переоценка прежних ценностей. Как во время революции уничтожаются аристократическое сословие, интеллектуальные силы страны, и место их заступают популисты и лжецы, так после победы души над духом человек теряет такие способности духа, как созерцание, прозрение, внутренний логос сердца[161], духовные интуиции и способность различать темные и светлые силы, действующие как в космосе, так и в его собственной душе. Ум смыкает свое око, обращенное к вечности, и душа остается слепой. Здесь начинается новый процесс: веросочинительство и вероизобретательство.
Религия – это союз Бесконечного с конечным, Вечного – с созданным во времени, Творца – с Его творением, Бога – с человеком. Ереси хотят извратить порядок: превратить ее в союз человека – с Богом, то есть не принять условия, данные в Откровении, а поставить Богу свои условия. Поэтому лжеучение есть отказ от Божественного Откровения и замена его неким плодом изобретательности страстного ума. Всякое лжеучение – подмена Божественного Откровения позднейшими подделками, и как Откровение сохраняется Священным Преданием, так подмена традиций – реформаторством.
Религия – это союз. Но союз динамичный, предполагающий сближение и единение. Единение возможно только через уподобление, поэтому религия является путем уподобления человеческой души Божеству и борьбой с тем, что ведет душу к инобытию, к потере образа Божия, что на славянском языке верно называется безобразием.
После завоевания душой области духа ответственность за «духовную жизнь» берут на себя две худшие страсти: гордость и похоть. Гордость никак не может уподобить человека Божеству, но с успехом уподобляет его демону. Похоть не может любить Бога и потому имитирует религиозное чувство – страстными порывами, вдохновением. В некоторых сектах эта тонкая космофилия[162] оканчивается ниспадением в эротику.
Православному христианину умение отличать духовное от душевного необходимо. Душевное – это органически нам принадлежащее, но душа после грехопадения поражена недугом, и ее силы и чувства приобрели болезненный характер страстности; поэтому дух должен властвовать над душой, оживлять ее своими импульсами, укрощать страсти, возрождать то доброе в ней, что осталось не поврежденным грехом. Поэтому слово «душевный» не имеет однозначного, отрицательного характера, это силы и способности, данные человеку для жизни на земле. Душа, находясь в состоянии недуга, как бы колеблется между жизнью и смертью. Но, не подчиняя себя духу, она отказывается от возможности возрождения и того, что мы называем вечной жизнью.
Сама вера есть процесс исцеления. Поле души на земле – это человеческое общение, семья, общность интересов и эмоциональных привязанностей. Это поле взаимной поддержки и взаимозависимости, поле неровное и колеблющееся, поле, на котором могут проявляться как благородные чувства, так и низменные страсти души, поле высокого напряжения, которое иногда захватывает, как бы поглощает человека, вследствие чего отступает и перестает действовать его дух, замыкаясь сам в себе.
Поле духа – это вечность. Это как бы выход из земного притяжения. Это обращенность ума к Божеству, это пробуждение логоса сердца через молитву.
Особенно часто смешиваются понятия – духовной и душевной любви. Духовная любовь видит в человеке вечное – образ и подобие Божие, чем более всего и дорожит в нем. Самая большая радость заключается для нее в том, чтобы любимый ею принадлежал Богу. Она не ищет своего[163], потому что ее достояние – Бог, а в Боге она имеет все. Она не может никого потерять, ибо она и не требует взаимности. За любовь к человеку душе отвечает Своей любовью Бог, или скажем по-другому: она мистически любит Христа через благодать, живущую в человеке, как в Его образе, а не эмпирического, страстного, изменяющегося человека, которого псалмопевец назвал ложью[164]. Видя величие человека как образа Божия, а не болезненный комочек нервов и плоти, она до самого конца надеется на его спасение, памятуя о временности и текучести этой жизни, где все поглощается смертью. Она не гневается и не раздражается; будучи чистой и простой, она верит тому, кого любит, хотя бы эта вера и была обманута тысячу раз[165]. Если ей больно, то не за себя, а за другого. Эта любовь – дар Духа Святаго, и в то же время она естественна для человеческого духа, ибо человек рожден для нее. В духовной любви больше мудрости, чем во всех книгах, написанных философами. В ней больше красоты, чем во всех произведениях искусства, спрятанных за дверями музеев. Эта любовь есть истинная жизнь человека.
Душевная любовь – это зависимость от того, кого любишь, в ней нет свободы. Это любовь к плоти, а так как плоть тленна, подлежит тлению и все в ней тлен, то душевная любовь заменяет реальность фантазией, она видит то, что хочет видеть, а не то, что есть на самом деле. В ней – беспрерывное волнение и тревога: волнение – как бы приобрести, тревога – как бы не потерять; разочарование, когда человек очнется от собственных грез.
Душевная любовь не имеет опоры в самом человеке, это фейерверк чувств, который, засверкав внезапно, так же внезапно может погаснуть. Как часто душевная любовь сменяется равнодушием и отчужденностью, как часто переходит в ненависть! Душевная любовь не исчерпывается плотским влечением: есть, например, дружеская любовь. Но как непрочна эта любовь! Как часто она не выносит и малейшего испытания и разбивается, точно хрустальный бокал от легкого удара. Как часто преуспевший друг встречает своего прежнего товарища и смотрит на него совершенно иными глазами, словно деньги или власть сделали его сердце каменным, и товарищ чувствует, что между ними возникла дистанция, которую не измеришь и тысячей верст. Практически вся поэзия – плач о неразделенной или потерянной любви. В основе почти всех театральных пьес – история разбитой любви, приводящей к страданию, отчаянию или мести.
Христианин должен возвыситься над душевной любовью. Он не должен находиться, как узник, в ее власти. Только борьба со страстями может открыть путь к духовной любви, только духовная любовь если не освятит, то просветлит душевную любовь.
Дух ищет лишь Бога. Поэтому на земле он довольствуется немногим. Духовная любовь дает человеку счастье как внутреннее состояние. Он может быть счастлив малым. Душа, «отключенная» от духа, находится в постоянном искании, она ищет многого, но не удовлетворяется ничем. Поэтому ее колеблют, как волны поверхность моря, два чувства: страх и гнев. Когда человек боится или ненавидит кого-либо, то это верный признак того, что в нем оскудела духовная жизнь и он погряз в топком болоте душевности.
Особенно большие искушения для духовной жизни заключают в себе власть и богатство. Человек, надеясь на них, перестает уповать на Бога и вместе с упованием теряет веру и любовь. И открывается прямой путь к порабощению человека его же собственными страстями. Страсть ненасытна: будучи удовлетворена, она восстает затем с новой силой. Поэтому чаще всего богатство и власть губят тех, кто добился их. Поэтому трудно найти любовь среди богатых и обладающих властью. Чем выше человек поднимается в гору, тем ему труднее дышать. Но здесь главное препятствие к любви не власть и богатство сами по себе, а привязанность к ним, надежда на них, их воплощение в то чудовище, которым поглощается человеческое сердце.
Господь сказал: мир Мой даю вам[166]. Этот мир – благодать Духа Святаго. Воспринять ее может только человеческий дух, чтобы затем осенить миром душу, в которой – постоянное беспокойство, смена эмоций, противостояние мыслей. Самая суть аскетики заключается в умении подчинить душу духу, а дух – благодати. Христианину необходимо уметь разграничивать область душевного и область духовного, чтобы воздавать кесарево кесарю, а Божие Богу[167]: миру – ту дань, которую он должен платить ему посредством жизни своей души, Богу – то, что он должен Ему отдать через устремление духа к вечности и Вечному, через то единственное, чем может человек оправдать свое имя и призвание.
Все религиозные заблуждения – это подмена реальности, воспринимаемой духом, который не мечтает, не анализирует, а видит, душевными чувствами, силой воображения или грезами логизирующего ума и рациональной моралистикой.
Почти все душевные чувства имеют свои духовные аналоги, которые теперь, когда после грехопадения чувства подверглись деградации, прослеживаются с трудом. Противоположностью любви является ненависть. У этого темного чувства, которое делает человека потенциальным убийцей, «репетирующим» убийство врагов в своих мыслях, чувства, которое мы так часто испытываем, есть свой духовный аналог. Это – концентрация, сосредоточение духа в молитве, когда он не принимает посторонних помыслов и впечатлений, ненавидит их бесстрастной ненавистью. Это – сила, с которой дух отражает приражение к душе демонических сил. Ненависть есть способность духа ненавидеть то, что чуждо ему по природе, что препятствует его единственной цели – богообщению. Духовная ненависть – это постоянное анафематствование демона и греха. Чем сильнее духовная любовь, тем сильнее человек ненавидит все, что может погасить или уменьшить ее. Чем более дух стремится к Богу, тем более ненавидит человек все, что служит препятствием на пути к Нему. Духовная ненависть проявляется как аскетическое делание – бдение и трезвение ума над сердцем, которое отбрасывает и отражает, как врага, все, что проникает в световое поле молитвы.
Господь говорит не только о любви, но и о ненависти к близким[168]. Это бесстрастная, мы бы сказали, святая ненависть, которая не дает духу порабощаться земной, плотской привязанностью, поставляет человека выше душевной любви. В этой ненависти – постоянный подвиг аскетов, отрекшихся от мира ради Единого Бога. Святая ненависть не разрушает семейной и дружеской любви, но ставит ее под контроль духа, дает ей свое место в иерархии ценностей, освобождает человека от рабства привязанностям, от безвольного подчинения эмоциям и страстям. Духовный человек более, нежели душевный, внимателен к своим друзьям, более ответствен в своей работе, более остро чувствует долг перед своей семьей и в то же время свободен от насилия этих внутренних уз, которые так часто обезволивают человека и заставляют его совершать грехи и преступления ради тех, кого он любит слепой, душевной любовью.
Человек имеет цель за пределами этого мира, идеал, который всегда находится впереди него, как бы приоткрывается ему из вечности. Поэтому он видит мир не как единственную и самодовлеющую ценность, а как картину, изображенную на фоне вечности, и саму земную жизнь – как путь к вечности.
Святые отцы считали неведение и незнание ложным направлением душевной деятельности, рождающимся от нежелания знать то, что противоречит человеческим страстям, и прежде всего гордости и похоти. Это – бегство в неведение и забвение, словно в какую-то темную нору, где копошатся, как змеи, наши страсти. Нередко человек бежит от знания к ненужному для него многознанию, чтобы не оставить ни места, ни времени для познания главного. Когда с таким человеком говорят о Боге, об ответственности за свои поступки, он, опираясь на мнимое многознание, стремится защититься от этого знания и порой становится похожим на ежа, который от прикосновения сворачивается и превращается в клубок игл.
Но, как ни странно на первый взгляд, это незнание также имеет духовный аналог. Дух – око души, устремленное к Богу. Для духа высшее знание и мудрость – это созерцание. Оно состоит из внимания (устремления духа к Божеству), пребывания (удержания духа в этом состоянии, то есть в молитвенной сосредоточенности) и восприятия невидимого света Божества, которое также можно назвать приближением к Богу и преображением человека. Созерцание связано с волевым желанием не знать того, что ниже богопознания, ограничением душевного многознания и сведением его лишь к необходимому. Здесь духовное знание противостоит душевному любопытству.
Подвиг исихастов основан на этом волевом неприятии и сведении внешних впечатлений к минимуму, чтобы освободить силы духа для боговедения. Один из философов-мистиков назвал свою книгу: «Мудрость незнания»[xxxv].
Святые отцы учат, что основа всех грехов – себялюбие. Но и здесь мы можем найти духовный аналог. Обычно себялюбие отождествляет человека с его телом и стремится к удовлетворению его страстей и инстинктов. Оно проявляется в вожделении богатства и власти, в стремлении к комфорту, иногда в чрезмерной, ненормальной заботе о своем здоровье, напоминающей заботу фараонов о мумифицировании своих тел в надежде обеспечить себе земное бессмертие, и в подобном тому.
Однако есть правильное себялюбие: это отождествление человека прежде всего не с телом, а с духом и попечение о состоянии духа, этой искры вечности. Дух находит себя и раскрывает свои силы в богообщении, поэтому правильная любовь к себе не противоречит любви к Богу, а обретает себя в ней. Обычно себялюбие держит человека в состоянии непрекращающегося конфликта с окружающими его людьми. Этот конфликт может принимать разные формы: от открытых ссор до скрытых противоречий, когда тлеющий костер наполняет атмосферу дымом. Себялюбие, основанное на страстях, обуславливает столкновение со страстями и притязаниями других людей, порождает ложь, насилие и превращает жизнь людей в борьбу друг с другом. Духовная любовь свободна от разделения на свое и чужое; где она, там нет ни захвата чужого, ни потери своего. Достояние этой любви – Бог, Который един и неразделим. Тот, кто приобрел благодать, одним только своим существованием помогает другим, одним уже своим присутствием вносит небесный мир в царящее на земле смятение. Поэтому любящий себя, свою душу часто становится соперником и противником для других, а любящий свой дух, ставший проводником, как бы лучом Божественного света,– их благодетелем. Духу принадлежит то, что вечно, душе – то, что временно.
