Для меня большая честь выступить сегодня перед вами, и я благодарю за предоставленную возможность рассказать о процессе создания новой экспозиции древнегреческого и древнеримского искусства в Метрополитен-музее. Открылась она 20 апреля
2007 г. Я работаю в Метрополитен-музее с осени 1979 г. На тот момент бoльшая часть коллекции античного искусства хранилась в фондах, причем многие произведения не выставлялись более 30 лет. На этих фотографиях старой экспозиции 1927 г. вы видите прекрасную анфиладу залов, которую венчает просторный атриум. В нем размещался подлинный римский дворик (с полом, покрытым дробленым камнем, и газонами), предназначенный для экспонирования классической римской скульптуры. К сожалению, в 1949 г., 20 лет спустя после открытия, эта экспозиция была демонтирована, а на ее месте появился ресторан в «голливудском стиле» с бассейном вместо бывшего атриума. Это были печальные времена для античного собрания. Экспозиционные площади под коллекции древнегреческого искусства были урезаны, а древнеримское искусство переместилось в небольшую галерею при входе, где демонстрировалась лишь малая толика произведений, в то время как основная часть хранилась в подвальных помещениях более 50 лет.
Одним из многих моих проектов, помимо участия в подготовке знаменитых временных выставок музея, был проект обновления античных залов, подразумевавший небольшой косметический ремонт и некоторую реорганизацию экспонатов. Усилия эти, однако, оказались тщетными, и помещения с их тусклым светом старых светильников и стенами цвета спелой ржи по-прежнему имели весьма унылый вид. Я был удручен, в то время как хранитель остался доволен новым, освеженным интерьером. Позже меня попросили заняться рестораном. Я на самом деле хотел полностью снести все, что было, и начать с нуля, но мы ограничились тем, что подсветили архитектурные детали, стремясь воссоздать атмосферу древнеримского дворца. Лучше от этого, однако, все равно не стало.
Тогда музей пригласил Карлоса Пикона в надежде, что с его помощью дело сдвинется с мертвой точки. Одна из первых его идей заключалась в том, чтобы создать специальную выставку, включив в нее большой макет пересмотренной и обновленной экспозиции античного искусства. На эту работу ушло несколько лет, но благодаря этой экспозиции постепенно стало поступать необходимое финансирование от членов правления музея, коллекционеров и других наших сторонников.
Началась разработка общей концепции. Мы решили создать новый образ, который задавал бы тон всей последующей реконструкции помещения ресторана. Так началось наше сотрудничество с американскими архитекторами из фирмы «Рош-Динкелу» и немецкой компании «Гласбау Хан» во Франкфурте. Мы разработали новую, более функциональную и стилистически выигрышную систему развески и витрин, позволившую использовать подвесные стеклянные стеллажи на стальных креплениях, которые, будучи невидимыми, не отвлекали внимания от самих экспонатов. Кроме того, мы хотели создать и новое, более долговечное экспозиционное оборудование, которое служило бы в течение многих десятилетий, а не нескольких лет. Работая над первой галереей архаики и раннего греческого искусства, мы решили вернуть ей изначальное неоклассическое убранство. Когда мы вскрыли потолки, исследуя пространство для установки кондиционеров, мы обнаружили оригинальный кессонированный потолок, сохранившийся с 1910 г., и сочли необходимым сохранить этот исторический проект, созданный знаменитым нью-йоркским трио архитекторов: Мак-Кимом, Мидом и Уайтом, восстановив также и второй большой зал, который был частью исходного замысла. Добавив две новые перегородки с двумя рядами колонн и пилястр, мы создали небольшой по размеру, но элегантный второй зал из Большого зала, который вел в Большую сводчатую галерею и дальше, в будущие залы древнеримского искусства. Кроме того, мы открыли залы по обе стороны нового прохода, в результате чего возникли две очень элегантные галереи для экспонирования архаики, раннего греческого и кикладского искусства.
После обнаружения кессонированного потолка в залах раннего греческого искусства все осознали необходимость сохранения и восстановления существующих архитектурных деталей. Следующий сюрприз преподнесла нам Большая сводчатая галерея. Однажды электрики проводили какие-то работы за кессонированным потолком 1915 г. Когда они наступили на крайнюю секцию, она вдруг обрушилась вниз на леса. Оказалось, что потолок крепился при помощи очень старых, покрытых штукатуркой канатов и потому был чрезвычайно неустойчивым. После многодневных дискуссий и весьма эмоциональных споров было принято решение демонтировать потолок и сделать его заново. Была выбрана канадская компания, специализирующаяся на декоративной лепке, которой было поручено изготовить и установить новый сводчатый потолок, состоящий из армированных стекловолокном гипсовых секций, которые крепились при помощи металлических балок из нержавеющей стали.
Музей изначально сэкономил деньги, покрыв стены коричневым стюком. Известняк для новой облицовки, подходящего для реконструированных галерей оттенка, добывался во Франции. Благодаря новому потолку и новой облицовке из известняка наши галереи преобразились в эффектное, идеальное для экспонирования произведений искусства пространство.
Вместо установки светильников с изменяемым фокусом по периметру массивного лепного карниза наш замечательный дизайнер по свету порекомендовал проделать отверстия в кессонах нового потолка, чтобы обеспечить точечное, направленное на экспонаты освещение, тогда как трубчатые лампы накаливания вдоль карниза эффектно подсвечивают сам потолок. Под лучами послеполуденного света древняя скульптура начинала сиять каким-то новым переливающимся светом, в вечернее время, когда включалась фоновая потолочная подсветка, приобретавшим теплый отблеск. Новая галерея неизменно производит сильное впечатление на наших посетителей, которые останавливаются в ней на несколько мгновений, чтобы насладиться великолепием этого зала высотой около 20 метров.
Новый Римский дворик, а также все боковые галереи первого этажа и мезонинные анфилады были полностью реконструированы в соответствии с архитектурным проектом, разработанным на основе оригинального дизайна 1927 г. Сначала были подготовлены необходимые чертежи и масштабные модели для предлагаемой новой классической трактовки залов. Затем в ходе подготовки реэкспозиции двух наших Римских спален, созданных более 2000 лет назад, я совершил поездку в Помпеи и Геркуланум. Нам было необходимо еще раз осмотреть раскопки на месте древнеримских вилл неподалеку от Везувия, чтобы убедиться в правильности архитектурно-декоративного оформления оконных проемов и потолка в наших залах.
Пока архитекторы изучали детали классической римской архитектуры, кураторы, наша дизайнерская команда и партнеры, ответственные за установку экспонатов, старались найти в залах место для каждого раздела коллекции. Мы избрали хронологический подход к организации экспозиции, начиная с эпохи раннего эллинизма, через искусство эпохи правления Августа, на смену которой пришел период Римской империи, и заканчивая искусством конца Римской империи. В то время как мы изучали основные богатства коллекции, архитекторы планировали перестройку и переоформление всей центральной части Римского дворика. По их концепции дворик становился своего рода кульминацией, венчающей огромную анфиладу залов греко-римского искусства, наполняя пространство мощным потоком дневного света, как это было принято у римлян в их величественных термах и дворцовых залах. Мы подошли к тому моменту проектирования, когда все осознали, что создаваемое нами пространство будет восприниматься большинством людей как типичная римская постройка периода с 100 г. до н. э. по 100 г. н. э. Мы испытывали огромный душевный подъем, но вместе с тем были несколько обеспокоены масштабом и охватом нашего проекта. Три долгих года подготовки мы шли к этому важному поворотному моменту, и вот наконец он стал реальностью. Пришло время приступить к тщательной разработке каждой детали витрин и расположения в них экспонатов, а также заняться планированием и расстановкой по каждому залу и разделу экспозиции.
Мы старались строго придерживаться выработанного на два года вперед ежедневного графика работ, поскольку нам предстояло исследовать и отобрать каждый экспонат, который будет размещен в галереях общей площадью 12 670 м2. В фондохранилищах отделов мы поставили специальные подмостки и опробовали на них различные варианты компоновки экспонатов в макетах более чем 300 витрин. Затем мы фотографировали каждую группу витрин и вводили всю информацию по ним, включая эти снимки, в компьютер, чтобы иметь возможность продемонстрировать любую часть экспозиции директору музея для получения его комментариев и рекомендаций.
Один момент вызывал мое беспокойство в течение многих месяцев – дизайн пола центрального зала. Каменными работами при оформлении пола во всех галереях занималось много разных людей, но мощение дворика и для кураторов, и для меня имело особое значение. Мы понимали, что, если новый пол не будет по-настоящему великолепным, он никогда не станет идеальным постаментом и своего рода «каменным ковром» для экспонатов в этом огромном новом пространстве. Мы решили использовать бордюрный рисунок существующих черно-белых мозаичных плит, которые окаймляли центральный дворик в качестве общего ориентира для оформления и обрамления нового пола. Апробировав нашу задумку, мы обнаружили, что новый рисунок идеально вписывается в пространство, словно всегда здесь и был. Таким образом, можно было приступить к производственным работам, причем камень для них отбирался в Бразилии, Африке и Франции и был точной копией того, что использовали при мощении пола в римском Пантеоне.
Поскольку большая часть скульптур имела существенный вес (от 200 до 500 кг), было необходимо для каждой из них изготовить фотомакет в натуральную величину, с тем чтобы окончательно зафиксировать положение каждого экспоната еще до того, как начнется установка оригиналов. Когда впервые макеты были расставлены по своим местам, мы были поражены тем, как правдоподобно все выглядит и как удачно все они
«работают» вместе. Мы были уверены в том, что наша концепция расстановки хороша, поскольку, когда в галереях появились первые посетители, у них возникла полная иллюзия того, что все объекты настоящие. Все выглядело так замечательно, что мы решили постепенно заполнять залы оригиналами вещей, пока стоявшими на подмостках в кладовых. Сначала мы хотели завершить установку объектов во всем дворике, однако ждать, пока закончится работа на других участках, мы не могли, поэтому пришлось осваивать и боковые галереи параллельно с окончанием работ в центральном дворике. Именно тогда впервые в полной мере стало очевидно, какой уникальный вид открывается на него с основной галереи на мезонине, где мы разместили этрусское искусство и знаменитую этрусскую колесницу. Поистине дворик становился таким, каким он должен был быть. Когда на нас наваливалась усталость, мы прерывали нашу работу и просто смотрели, наблюдая за тем, как час за часом скользят по дворику лучи дневного света. И по мере того, как менялось освещение, менялось и наше восприятие пространства. Пол начинал приобретать величественность и имперское великолепие. А боковые галереи представлялись нам интерьерами периода эллинизма или эпохи правления Августа либо императорской резиденцией. Дворик становился нашим новым домом.
До финала, однако, было еще далеко, к тому же мы так и не определились относительно того, что следует разместить в центральной части дворика. У всех нас было ощущение, что нужен большой римский фонтан, который стал бы главным связующим звеном, обеспечив единство окружающего пространства. Мы встали перед выбором: использовать фонтан в классическом ренессансном стиле из музейных фондов или же создать новый по образцу многочисленных фонтанов периода Римской империи, разбросанных по всей Италии? Мы обратились за помощью к специалисту по каменной скульптуре, изучили множество различных стилей и видов римских фонтанов, затем создали целый ряд небольших моделей и полномасштабных макетов. После этого предпочтение было отдано темно-серому граниту и простому и ясному дизайну чаши, расположенной ближе к полу и как бы сливающейся с ним, так как фонтан должен был подчеркнуть высоту центрального зала и не подавлять собой античную скульптуру. Обсуждение было долгим и непростым, но нам все же удалось убедить всех, включая директора, в правильности нашего выбора.
Изначально мы планировали приступить к установке 62 витрин с 3400 экспонатами для образовательных программ на уровне мезонина, а затем перейти к этрусскому искусству, разместив его в специально отведенной для этого южной части мезонина. Однако никто не мог ждать, когда в центральном зале будет завершена установка основной скульптуры, поэтому нам пришлось заниматься обеими галереями параллельно, пока шел процесс оформления экспозиции дворика. Вначале было трудно с этим смириться, и мы очень переживали, но постепенно процесс захватил нас, поскольку на продолжительном этапе установки экспонатов появилось время остановиться и еще раз вернуться к принятым ранее решениям. Стало легче и проще вносить коррективы. Кроме того, благодаря всем этим пертурбациям все в музее заговорили о том, как грандиозно все будет выглядеть. Мы стали обращаться к скульптурам по имени, как будто они были живыми людьми и членами нашего большого семейства, работавшего над этим монументальным проектом. У каждого из нас появились свои любимчики среди экспонатов, и все стремились протолкнуть своих «фаворитов» на самые видные места. Но, как это часто бывает при создании экспозиции, нашим желаниям не суждено было сбыться, поскольку мы стремились отразить истинные взаимоотношения между скульптурами, когда более мощные из них доминируют над остальными. Изящные творения словно заигрывали с другими, получившими главные места на этой монументальной каменной сцене. В конце концов мы пришли к осознанию того, что центральный зал должен быть оформлен как трехмерная шахматная доска с прекрасными фигурами-скульптурами. Каждая скульптура была связана со всеми другими сложными отношениями, которые определяли драматургию этой масштабной «постановки в камне». Поворот головы, положение тела, импульс, создаваемый каждым из персонажей, стали решающими факторами при расстановке и выделении необходимого пространства, которые обеспечили бы зрительское понимание и эмоциональный контакт. Скульптура служила римлянам для выражения как публичных идей, так и частных, интимных откровений в отношении таких реалий, как власть, богатство и культура. И нам было необходимо реализовать такой же принцип при группировке наших экспонатов. Должна ли та или иная скульптура размещаться на постаменте, определялось ее статусом и значением в рамках конкретной мизансцены. Цвет деревянных подиумов, в свою очередь, зависел от оттенка пола и стен, а также от общей палитры окружающей скульптуры.
Мы приближались к финальной стадии создания экспозиции, и многие сотрудники нашего и других крупных музеев, включая Эрмитаж, приходили посмотреть, что в итоге получилось. Так как работы по установке оказались очень продолжительными, стали ходить слухи о том, что результат стоит того, чтобы заглянуть на экспозицию еще до ее официального открытия. Последний срок был уже на носу, а темп работы тем временем замедлился, поскольку то и дело кто-нибудь заходил полюбопытствовать и задать свои вопросы. Нас все это сильно отвлекало. Мы искренне «прикипели» к созданному нами новому пространству и не хотели впускать туда чужаков. И когда мы увидели людей, пришедших мыть и натирать полы, на которых мы буквально провели больше года нашей жизни, мы вдруг осознали, что все закончено.
Пришло время открыть экспозицию. Сначала мы организовали дни открытых дверей только для сотрудников музея, и было очень приятно встретиться и пообщаться с коллегами и друзьями. Затем настал черед членов клуба друзей музея, а вслед за этим состоялось и официальное открытие экспозиции для широкой публики. Было практически невыносимо видеть, как все толпятся вокруг «наших» скульптур, загораживая виды и перспективы, которые мы так тщательно выстраивали. Отпустить от себя наше детище оказалось неимоверно трудно. Мы больше не были полновластными хозяевами залов и галерей – теперь они принадлежали музею, всему миру и сотням тысяч людей, посетителей и групп, которые пришли посмотреть на это удивительное пространство. Однако должен вам признаться, что мои собственные чувства и ощущения остались такими же, какими они были в день открытия экспозиции. Когда я устаю, или сильно загружен, или просто хочу расслабиться, я иду туда, в эти залы, и у меня возникает чувство, будто я дома. И мне кажется, что это мое чувство – навсегда.
