Принятие Судебных уставов 20 ноября 1864 г., ознаменовавшее начало качественно нового этапа в развитии российской системы юстиции, повлекло за собой масштабные изменения в деятельности всего блока судебных и правоохранительных органов. В общем контексте судебной реформы важное значение приобрел вопрос о формировании в рамках судебной системы эффективных органов предварительного следствия.
От четкого и слаженного взаимодействия судебных следователей с другими структурными единицами окружного и мирового суда зависел в конечном счете уровень защищенности прав и законных интересов российских подданных. Не случайно, что в ходе реформы предварительного расследования, кроме самих судебных уставов, одновременно был принят еще ряд законов: «Наказ судебным следователям» и «Наказ полиции о производстве дознания по происшествиям, могущим заключать в себе преступление или проступок» [6]. Помимо актов общего имперского законодательства деятельность судебных следователей регулировалась также положениями, принимавшимися непосредственно окружными судами. К примеру, в Кубанской области в 1874 г. Екатеринодарским окружным судом был принят собственный Особый наказ [5]. Внимание к нормативному регулированию деятельности судебных следователей не ослабевало и в последующем. Так, 11 ноября 1871 г. были Высочайше утверждены «Правила о преобразовании системы судебной отчетности по делам уголовным». В соответствии с правилами судебные следователи «по каждому возникшему у них делу» обязаны были в течение трех суток отправить в министерство юстиции уведомление (на бланке) о «начатии» дела (п. 2). При составлении материалов дела к нему подшивался особый бланк – «Ведомость о производстве дела», который заполнялся лицами, в чьем производстве оно находилось. По окончании производства ведомость подшивалась с результатами дела, направлялась в статистическое отделение Министерства юстиции (пп. 3, 7, 11, 12). Кроме того, на каждого обвиняемого составлялся статистический листок, в нем указывались данные подсудимого (возраст, звание, образование, семейное положение, место рождения, судимость и тому подобное) и процессуальное решение по нему. Статистический листок также направлялся в указанную инстанцию (п. 11) [7]. Впрочем, на местах отмеченные формы отчетности дополнялись собственными документами. Так, следователи округа Екатеринодарского окружного суда в соответствии со ст. 156 Особого наказа Екатеринодарского окружного суда были обязаны помимо указанных форм отчетности вести настольные книги по делам в таком виде, чтобы по книгам этим было возможно составление годовых отчетных ведомостей. К тому же согласно ст. 157 Особого наказа судебные следователи, кроме книг, установленных ст. 21 Высочайше утвержденных 15 марта 1866 г. Временных правил о внутреннем распорядке в судебных установлениях, обязаны были вести: а) книгу для записи вещественных доказательств; б) книгу для записи денег и документов, принятых в качестве залогов и вообще имеющихся при делах. Форма настольных книг для судебных следователей устанавливалась и изменялась общим собранием отделений Екатеринодарского окружного суда при участии находившихся в г. Екатеринодаре судебных следователей. Кроме прочего, судебные следователи сверх ведомостей, поименованных в ст. 28 упомянутых Временных правил, обязаны были ежемесячно представлять Екатеринодарскому окружному суду краткие сведения. Такие отчетные ведомости рассматривались ежемесячно общим собранием отделений суда. Ревизия же делопроизводства судебных следователей назначалась на основании ст. 173 Особого наказа по определениям общего собрания отделений суда и возлагалась на председателя окружного суда или членов суда. Исторически оправданным представляется положение Правил для судебных следователей о том, что судебный следователь, производя безотлагательно следственные действия по всем находившимся в его производстве делам и соблюдая при этом очередь по времени их возникновения, должен был давать наиболее быстрое и безостановочное движение, прежде всего по так называемым делам о преступлениях выдающихся, перечисленных в ст. 40 Правил. Помимо указанных «дел о преступлениях выдающихся» судебный следователь должен был давать быстрое и, по возможности, безостановочное движение также делам: а) по коим обвиняемые содержались под стражей; б) находившимся в производстве более года; в) о железнодорожных служащих, обвиняемых по ст. 384 Уложения о наказаниях, в самовольном оставлении службы; г) по обвинению обывателей империи в противозаконных действиях против подданных соседних государств, сопряженных с нарушением границы [8. С. 42]. Указанные мероприятия были тесно связаны со стремлением административной власти вернуть утраченные рычаги воздействия, однако не следует забывать и о социально-политических процессах, начавших развиваться с начала 80-х годов ХIХ в. в России, а именно роста разночинного и рабочего революционного движения, которое повлекло за собой со стороны правительства шаги по пути сворачивания демократических принципов судопроизводства [1]. Пространственные пределы проведения предварительного следствия были предельно жестко ограничены. Оно должно было производиться только или на месте совершения преступления или в ближайшем, исходя из удобства для свидетелей и обвиняемых, населенном месте, так как свидетели не могли вызываться к допросу на расстояние более 15 верст. В случае неисполнения этого правила причины иного решения должны были быть изложены в особом постановлении следствия. Наряду с этим, циркуляр министерства юстиции «О применении дактилоскопии» от 27 ноября 1908 г. № 11564 рекомендовал следователю при расследовании преступления как можно более обширное применение фотографии и дактилоскопии, а также использование по возможности планов и чертежей, которые, в свою очередь, должны были подписываться следователем, понятыми и всеми присутствовавшими при осмотре лицами [8. С. 44]. На месте преступления, как правило, всегда обнаруживались вещественные доказательства, изъятие и приобщение которых к делу могло быть сделано лишь по особому постановлению с изложением в нем оснований, по которым известная вещь должна быть приобщена к делу как вещественное доказательство. Любое вещественное доказательство обязательно описывалось в отдельном протоколе осмотра вещественных доказательств с указанием того, когда, где, у кого и при каких обстоятельствах оно было отобрано и кому принадлежит [6. С. 45]. Вещи, приобщаемые к делу в качестве вещественных доказательств, могли изыматься и полицией. Если по поступившему к следователю производству полицией были отобраны какие-либо вещи, не имевшие для дела значения доказательств и подлежавшие таким образом возврату по принадлежности, то судебный следователь до окончания следствия обязан был вынести постановление, которое бы определило судьбу таких вещей. Такая же судьба была и у вещей, которые были приобщены к делу самим следователем, но в процессе расследования потеряли значение вещественных доказательств. В немалой степени результаты следственной работы зависели от успешного взаимодействия судебных следователей с другими органами, способствовавшими более эффективной деятельности судебных установлений, к примеру, с экспертами и лицами, обладавшими специальными познаниями, поскольку на практике нередко возникали спорные вопросы. Так, в случае необходимости производства экспертизы по сличению подписей и почерков судебные следователи не должны были приглашать исключительно преподавателей чистописания, рисования и черчения, а могли обращаться и к тем лицам, которые в силу своих занятий могли считаться вполне сведущими в деле сличения почерков. Таковыми министерство признавало столоначальников, делопроизводителей, секретарей, содержатели типои литографий. Приглашая же учителей графических искусств, следователь должен был позаботиться о том, чтобы не отвлекать последних от их прямых обязанностей. Что касается бухгалтерской и счетной экспертиз, то к таковым судебный следователь должен был обращаться лишь в случаях, законом установленных, и только после личного, всестороннего, тщательного, на основании добытого следственного материала выяснения тех данных, которые подлежали освещению специалистами по бухгалтерии и счетоводной технике. При этом требования судебного следователя ограничивались положениями ст. 332 УУС [8. С. 47]. Несмотря на провозглашение широких демократических прав и свобод, в Российском государстве вплоть до 1917 г. православная религия была официальной, поэтому существовала практическая необходимость привлечения в качестве экспертов лиц, которые в случаях надобности могли бы разъяснить по делам о преступлениях против веры и других, соединенных с нарушением церковных правил (ст. 82-90, 93 Уголовного уложения), обстоятельства, требующие специальных сведений, знания учений церкви и т.п. Так вот, судебный следователь для привлечения экспертов в таких ситуациях должен был сноситься с местными духовными консисториями. К тому же устанавливалось еще одно жесткое ограничение, противоречившее первоначальным основам реформы, которое заключалось в том, что предварительное следствие по делам о преступлениях против православной веры не должны были вести лица иноверных вероисповеданий [8. С. 49-51]. На практике встречались случаи, при наступлении которых было необходимо проводить одновременно несколько экспертиз. Так, по делам о несчастных случаях на железных дорогах судебный следователь, независимо от приглашения сведущих лиц, согласно ст. 326 УУС, должен был также обращаться за назначением экспертов к начальникам ближайших к месту вызова казенных железных дорог. А вот по делам о подделке монет сомнительные и оказавшиеся поддельными монеты, а также орудия и материалы для их подделки должны были для исследования отсылаться в Петербургский Монетный двор, от которого требовались и все разъяснения по этим вопросам. Несмотря на важность указанных следственных действий судебного следователя, самой важной представляется его работа со свидетелями, обвиняемыми и потерпевшими, поэтому регламентации этих вопросов уделялось повышенное внимание. Прежде всего следователь обязан был позаботиться о допросе важных свидетелей, особенно если он получит сведения, что такие свидетели намерены отлучиться с места производства следствия. При этом следователь не должен был назначать для допроса один и тот же час большому числу лиц. Однако для отдельных категорий лиц устанавливались особые требования для вызова на допрос. Так: 1) смотрители почтовых станций допрашивались на месте их службы; 2) о вызове чинов местной стражи заблаговременно уведомлялся местный лесничий, и, по возможности, не должно было быть одновременного вызова всех чинов стражи какого-либо лесничества; 3) допрос в качестве свидетелей надзирателей таможенных переходных пунктов должен был производиться на месте их жительства; 4) должностные лица не должны были вызываться для допроса в качестве свидетелей по таким предметам, которые могли быть разъяснены справками в делах этого должностного лица или Управления; 5) в повестке о вызове из-за границы иностранных подданных в качестве свидетелей по уголовным делам не должно было быть указаний на установленные нашими законами взыскания за неявку; 6) железнодорожные врачи могли быть вызваны в качестве экспертов лишь в том случае, когда врачи отдела, городовые или сельские врачи не могли явиться для производства экспертизы по уважительной причине; 7) требования о доставлении подследственных нижних воинских чинов должны были по возможности предъявляться заблаговременно, чтобы военное начальство, заведовавшее пересылкой арестантов, могло бы препровождать требуемых нижних чинов в общих арестантских партиях; 8) арестанты должны были вызываться для допроса в камеру следователя только тогда, когда эта мера являлась для успеха следствия действительно необходимой, а все следственные действия с участием арестантов следователь по возможности должен был производить в местах заключения. При этом требование о вызове арестанта в случае необходимости направлялось начальнику места заключения так, чтобы оно было получено не позже суток до срока вызова; 9) иностранные консулы подлежали общему порядку вызова и явки к следствию [8. С. 56-66]. Количество свидетелей, которых необходимо было допросить для успеха следствия, следователь определял по своему усмотрению. Хотя следователь и должен был расследовать все как уличающие, так и оправдывающие обстоятельства дела, он должен был стараться без особой необходимости не увеличивать количество допрашиваемых свидетелей, а ограничиваться вызовом и допросом таких лиц, показания которых могли иметь действительное значение для разъяснения обстоятельств дела. Заметим, что законом прямо предусматривались механизмы защиты прав и законных интересов обвиняемого, в том числе и на заключительной стадии следственного производства. Так, всякая ссылка обвиняемого на обстоятельства, оправдывавшие или уменьшавшие его вину, должна была проверяться судебным следователем. В случае же отказа обвиняемому в исполнении какого-либо его требования ему обязательно объявлялось постановление следователя о таком отказе. Вместе с тем были предусмотрены и некоторые ограничения по ознакомлению обвиняемого с материалами дела. Копии с протоколов показаний свидетелей, допрошенных в порядке последней части ст. 446 УУС, выдавались обвиняемому лишь тогда, когда признавалось возможным предъявить участвовавшим в деле лицам отобранные от свидетелей показания. Признавая следствие оконченным, судебный следователь составлял наряду с постановлением о его дальнейшем направлении также сведения по делу, помещая последние на печатном бланке установленного образца. В обязанность судебному следователю вменялось давать направление делам по мере окончания их производства и отсылать их немедленно по принадлежности при особой препроводительной бумаге, ни в коем случае не задерживая отсылку всех оконченных за месяц дел до последних чисел этого месяца. Если у следователя имелось несколько оконченных следственных производств об одном и том же обвиняемом, то таковые, по возможности, направлялись одновременно. При невозможности одновременного направления судебный следователь в своем заключительном постановлении или же в особой справке по направленному делу упоминал и обо всех неоконченных делах, к которым то лицо уже привлечено [6. С. 80]. Уже после направления дела к судебному следователю могли поступать прошения, заявления, сообщения по делу, которые направлялись им в дополнение к делу, о чем он и объявлял участвовавшим в деле лицам, при этом не производя никаких следственных действий. В том случае, если жалобы по производившимся у следователя в порядке частного обвинения делам не содержали ясных указаний на состав преступления и личности обвиняемых, судебный следователь должен был приступить к обряду склонения к миру лишь после выяснения указанным в ст. 307 УУС путем состава преступления, а также имени, отчества, звания, возраста, места приписки и жительства обвиняемого, причем в случае надобности производил судебно-медицинское освидетельствование частного обвинителя. В протоколе склонения сторон к миру судебный следователь должен был ответить на следующие вопросы: 1) кто именно и каким путем вызывался к примирительному разбирательству; 2) кто из вызывавшихся явился и кто не явился; 3) где и каким путем вручены повестки не явившимся и предъявляли ли они объяснения причин неявки и какие именно; 4) последовало ли примирение или не последовало и, в первом случае, на каких условиях оно состоялось. Указанный протокол прочитывался сторонам, а затем подписывался ими и самим следователем. В случае же неграмотности сторон, протокол подписывался лицами, которым стороны доверяли это сделать. При проведении обряда склонения сторон к миру дело частного обвинения не могло быть направлено к прекращению за неявкой частного обвинителя, и примирение не могло быть признано несостоявшимся за неявкою обвиняемого без надлежащего удостоверения в своевременном получении ими призывной повестки, второй экземпляр которой в таком случае приобщался к делу. В случае же невручения или несвоевременного вручения повесток назначался новый срок для склонения сторон к миру. Местом проведения обряда склонения сторон к миру признавалось место производства следствия, а стороны вызывались повестками. В самих повестках частному обвинителю и обвиняемому должны были быть означены последствия их неявки без законных причин к обряду примирения (ст. 303 УУС) и законные причины неявки (ст. 388 УУС). До истечения определенного ст. 440 УУС двухнедельного срока дело частного обвинения не могло получить дальнейшего направления. Порядок примирительного производства непосредственно в суде на местном уровне регулировался частными постановлениями окружных судов. Так, к примеру, в постановлении, принятом на совещании членов уголовных отделений Екатеринодарского окружного суда при участии председателя и товарищей председателя суда, отмечалось, что дела частного обвинения могли рассматриваться и в отсутствии одной из сторон в случае неявки к примирительному производству частного обвинителя или обвиняемого по причине нерозыска по указанным частным обвинителем адресам [2]. Кроме того, дела частного обвинения не могли быть прекращены из-за смерти частного обвинителя. Судебный следователь в своей деятельности был подотчетен непосредственно окружному суду и участковому товарищу прокурора суда. О своей деятельности все следователи отсылали отчетность по следующим формам: 1) ежегодно в окружной суд ведомости по формам, установленным Министерством юстиции; 2) ежемесячно в окружной суд и участковому товарищу прокурора ведомости о движении дел и отдельных требований за истекший месяц. Таковым был сложный опыт становления института судебных следователей и их взаимодействия с окружными судами. Новшества, закрепленные при разработке пореформенного законодательства, должны были себя проявить в процессе реализации судебных уставов. Однако многие проблемы изначально оставались нерешенными. Поэтому их дальнейшая правовая регламентация осуществлялась, с одной стороны, циркулярами министерства юстиции, а с другой – постановлениями окружных судов. Тем не менее, уже судебные уставы 1964 г. установили весьма гармоничную, несмотря на все нарекания, независимую систему правосудия, а судебные следователи являлись неотъемлемой частью судебной системы. Созданный в результате реформы 1864 г. институт судебных следователей, несмотря на то, что проекты преобразований по нему разрабатывались и обсуждались вплоть до начала ХХ в., просуществовал в ряде регионов России до 1920 г. В данной связи исследование исторического опыта развития института судебных следователей и взаимодействия их с окружными судами в пореформенный период позволяет извлечь все рациональное и положительное в накопленном опыте государственного регулирования и с учетом современных реалий и региональных особенностей использовать его на благо построения судебной системы России.
Литература 1. Виленский Б.В. Судебная реформа и контрреформа в России. Саратов: Приволж. кн. изд-во, 1969. С. 367. 2. ГАКК. Ф. 482. Оп. 1. Д. 361. Л. 46 об. 3. Галкин А.Г. Екатеринодарский окружной суд в свете судебной реформы 1864 года // Вестник Чувашского университета. 2010. № 4. С. 16-21. 4. Галкин А.Г. Исторический опыт реформирования прокуратуры и института присяжных поверенных в условиях Кубанской области (1864-1914 гг.) // Вестник Чувашского университета. 2011. № 1. С. 15-21. 5. Особый наказ Екатеринодарского окружного суда. Екатеринодар, 1874. 6. ПСЗ. Собр. 2-е. Т. XXXV, отд.1. № 35891, 35892. СПб., 1862. 7. ПСЗ. Собр. 2-е. Т. XLVI, отд. 1. № 49596. СПб., 1872. 8. Циркуляр министерства юстиции от 1872 г. № 314, от 1878 г. № 19 и № 185756; от 1885 г. № 195 и № 25636; от 1888 г. № 6368, № 18932; № 76; от 1905 г. № 2831 и от 1906 г. № 5068 // Правила для судебных следователей округа Екатеринодарского окружного суда и мировых судей Черноморской губернии по исполнению последними следовательских обязанностей. Екатеринодар, 1916. С. 42.
