Реализация судебной реформы 1864 г. на территории Кубанской области, среди прочего, повлекла за собой значительные изменения в статусе органов прокурорского надзора, в новых условиях сосредоточившихся в основном на деятельности в рамках предварительного следствия и в суде. Кардинальный характер указанных изменений в статусе прокуратуры обусловил стремление местных властных структур (сначала Наместничества на Кавказе; затем – Главного управления гражданской частью на Кавказе
Начальника Кубанской области и Наказного атамана Кубанского казачьего войска) определить место прокурорского надзора в созданной системе судебных установлений и принципы его взаимоотношений с другими звеньями единой судебной системы региона. Как показывают документы, на практике более всего возникало вопросов о порядке взаимоотношений органов прокурорского надзора с полицейскими управлениями и чинами полиции. С одной стороны, именно от действий полиции на первоначальном этапе расследования уголовных дел в большинстве случаев зависел успех в раскрытии преступлений. С другой стороны, в определении принципов взаимоотношений прокуратуры и полиции в регионе важное значение имело особое административно-территориальное устройство Кубанской области, связанное с доминирующим положением здесь казачества. При этом сами обязанности полиции были возложены на атаманов отделов, станиц, хуторов. В данной связи войсковые Наказные Атаманы Кавказских казачьих войск и войска Донского изначально поставили перед Главным Управлением казачьих войск и министерством юстиции вопрос о том, может ли установленный в ст. 1343 и 1345 т. II ч. I Общего Губернского Управления порядок сношений прокуратуры с полицейскими управлениями и чинами полиции применяться к отношениям прокурорского надзора с атаманами отделов, на которых, хотя и были возложены по гражданскому управлению обязанности полиции, вместе с тем по военному ведомству атаманы отделов и окружные атаманы пользовались по закону правами бригадных командиров. Рассмотрев поставленный вопрос, министр юстиции пришел к выводу о том, что в силу ст. 172 Учреждения управления Кавказского края (по прод. 1889 г.) и Высочайше утвержденного мнения Государственного Совета об устройстве гражданского и военного управления области войска Донского сношения лиц прокурорского надзора с атаманами отделов, окружными атаманами и их управлениями должны были по формальному указанию закона происходить в форме предложений. Вместе с тем, принимая во внимание исключительное положение областей казачьих войск, министр юстиции дал поручения прокурорам Тифлисской и Харьковской судебных палат разъяснить подведомственным им чинам прокурорского надзора, что взаимные сношения их с полицейскими чинами и учреждениями Кавказских казачьих войск должны были происходить в форме сообщений [1]. Однако, как показало время, разъяснения министра юстиции оказалось недостаточно, поскольку в нем не был установлен порядок взаимоотношений в форме «сообщений». В данной связи органы прокуратуры нередко требовали от атаманов отделов отчетности в форме «донесений». Так, прокурор Тифлисской Судебной палаты в письме начальнику Кубанской области Я.Д. Маламе от 29 января 1894 г. напоминал, что право разъяснения полицейским чинам порядка производства дознания по уголовным делам принадлежит не непосредственному начальству этих чинов, а лицам прокурорского надзора. Причем общие или циркулярные разъяснения по отдельным делам зависят от прокуроров окружных судов и их товарищей. Деятельность же служебного начальства полиции в отношении к следственной части ограничивается наблюдением за точным исполнением полицией поручений, возлагаемых на нее судебными властями [2]. Формально прокуроры окружных судов были вправе требовать исполнения поручений по производству дознания и следствия по уголовным делам только от станичных, аульных и хуторских атаманов, волостных, сельских, аульных старшин и полицейских чинов. Поскольку в казачьих войсках станичные (хуторские) атаманы были обязаны производить предварительные дознания, принимать полицейские меры для обнаружения и задержания виновных, охранять следы преступления до прибытия судебного следователя и т.д., право предъявления им со стороны прокурорского надзора требований личного исполнения, само собой, устанавливалось их подчиненностью по следственной части прокурорам. Однако такого права не было предоставлено прокурорам по отношению к начальникам полиции. И если правила ст. 485 Устава уголовного судопроизводства (УУС) не могли быть применены к исправникам, то тем более нельзя было допустить, чтобы прокуроры пользовались указанными в этой главе УУС правом в отношении атаманов отделов, которые хотя и несли обязанности исправника, вместе с тем пользовались правами бригадного командира и могли быть в чине генерал-майора (т.е. классом выше прокурора). В итоге циркулярными предписаниями министерства юстиции от 22 июня 1872 г. и от 31 января 1881 г. № 2735 Прокурорам Судебных палат было вменено в обязанность преподавать чинам полиции общие разъяснения порядка производства по уголовным делам дознания и следственных действий. Во исполнение приведенного распоряжения министерства юстиции прокурором Тифлисской судебной палаты тайным советником Андреевым была издана в 1886 г. Инструкция чинам полиции округа Тифлисской судебной палаты, циркулярно разосланная в полицейские установления, в том числе и Кубанской области. Эта инструкция действовала в неизменном виде до 1894 г., когда прокурор Тифлисской судебной палаты приступил к ее пересмотру и просил начальника Кубанской области сообщить ему о том, какие разъяснения необходимо было бы включить в новую редакцию инструкции. В данной связи начальник Кубанской области в своем письме от 3 марта 1894 г. высказал мнение о том, что в новую редакцию инструкции необходимо включить следующие положения: во-первых, чтобы прокурор окружного суда и его товарищи как можно чаще разъясняли станичным и хуторским атаманам в форме циркуляров либо даже в словесной форме, как они должны поступать в том или другом случае, чтобы успешно выполнять даваемые судебной властью поручения; во-вторых, необходимо было как можно более четко разграничивать обязанности полиции и судебных следователей во избежание недоразумений, возникающих на практике [3]. Однако позиция прокуратуры, стремившейся осуществлять общий контроль за состоянием законности, встречала и определенное непонимание казачьей верхушки. В частности, атаманы отделов Кубанской области неоднократно обращались в данной связи за необходимыми разъяснениями положений действующего законодательства к вышестоящему начальству. Так, атаман Таманского отдела в своем рапорте на имя начальника Кубанской области от 23 мая 1912 г. просил в дополнение к приказу по Кубанской области от 20 апреля 1912 г. № 175 и отзыву Главного Управления казачьих войск от 28 июля 1893 г. № 1131 уведомить Прокурора Екатеринодарского окружного суда о необходимости точного соблюдения порядка сношений [4]. В итоге в области в общих чертах сложились практика, в соответствие с которой отношения прокуратуры с полицией по следственной части строились в форме донесений только с теми чинами, которые были непосредственно подчинены прокурору Екатеринодарского окружного суда и его товарищам, а именно: станичными и хуторскими атаманами, волостными, сельскими, аульными старшинами и полицейскими чинами. Начиная с атаманов отделов, отношения должны были строиться в форме сообщений. Тем не менее настойчивое стремление высших административных чиновников Кубанской области, и, прежде всего, самих начальников области, к возможно более тесному и плодотворному сотрудничеству с новыми судебными установлениями по вопросам полномочий органов прокурорского надзора, несомненно, позволило последним сосредоточиться на непосредственном выполнении своих обязанностей.
Бесспорный интерес представляют также взаимоотношения прокурора и его товарищей окружного суда и органов военно-прокурорского надзора. Особенно актуальным данный вопрос является потому, что для производства дознания и следствия по государственным преступлениям был предусмотрен особый порядок, регулируемый положениями ст. 1030-1061 УУС. Редакция раздела II книги III Устава уголовного судопроизводства (ст. 1030-1061) о судопроизводстве по государственным преступлениям была изменена Указом Императора от 7 июня 1872 г., т.е. практически сразу после введения в действие судебных уставов Александра II на территории Кубанской области. Первоначальное дознание о государственных преступлениях производилось порядком, определенным в ст. 20-29 Высочайше утвержденных 19 мая 1871 г. «Правил о порядке действия чинов корпуса жандармов по исследованию преступлений» [12]. В случае же отсутствия чинов этого корпуса первоначальные меры, не терпящие отлагательства, в том числе обыск в помещении подозреваемого лица с опечатанием его бумаг, производились полицией [5]. Ввиду того, что в Кубанской области на тот момент не было чинов жандармского корпуса, на которых, собственно, и возлагалась обязанность производства дознания по государственным преступлениям, ответственность за исполнение полицией правил при производстве дознания по государственным преступлениям была возложена циркулярами Министерства внутренних дел от 4 сентября 1875 г. № 95 и 1 ноября 1876 г. № 56 на прокурора Екатеринодарского окружного суда [6]. Специфика преступного мира региона состояла в том, что наибольшее развитие здесь получили такие виды преступлений, как грабежи и разбои, чаще всего возникавшие в среде горского населения. В дальнейшем работа окружных судов была осложнена крайне неспокойной криминогенной обстановкой в период первой русской революции 1905-1907 гг., во время которой резко возросли преступления против порядка управления. Развитие судебной системы в этот период претерпело немалые изменения, связанные с передачей дел о государственных преступлениях в ведение военного суда. В связи с этим резко изменялись принципы взаимоотношений прокурора и его товарищей с военно-прокурорским надзором. Как правило, все, что касалось дел о государственных преступлениях, в том числе и участия в них прокурорского надзора, регулировалось секретными актами. Что касается взаимодействия прокурорских чинов с лицами военно-прокурорского надзора, для регулирования этого вопроса был издан секретный циркуляр Департамента полиции МВД от 28 июня 1907 г. [7]. В случае объявления местности на особом положении чрезвычайные полномочия получали генералгубернаторы. Эти должностные лица наделялись властью главнокомандующих на своих территориях. Именно генерал-губернатор или губернатор на основании положения о чрезвычайной охране мог признать необходимым после получения донесения полиции передать дело на рассмотрение военно-окружного суда и, в случае такой необходимости, немедленно отдавал по этому предмету соответствующие распоряжения, лишь уведомляя об этом прокурора местного окружного суда. Как показывает анализ практики, сложнее дело обстояло с уголовными делами о лицах гражданского ведомства. Такие дела могли быть изъяты из общего порядка подсудности и переданы на рассмотрение военного суда лишь до утверждения обвинительного акта судебной палатой, так как именно этим моментом определялся окончательный переход дела из ведения прокурорского надзора, к которому только и могли быть обращены требования административных властей по передаче им расследований по уголовным делам для решения вопроса об обращении таковых к военной подсудности.
Высочайшим указом от 1 июля 1907 г. № 346 была изменена редакция ст. 1349, 1376, 1378, 1379, 1380-1382, 1388, 1393, 1399 Военно-Судебного Устава. Согласно этому документу после получения материалов следствия военный прокурор обязан был препроводить военному начальнику свое заключение не более чем через сутки. Военный начальник, в свою очередь, после получения заключения военно-прокурорского надзора обязан был дать делу дальнейшее направление в тот же день, а при согласии на предание суду – немедленно сделать распоряжение о доставлении обвиняемого в суд. После того как дело возвращалось военному прокурору от военного начальника, обвинительный акт передавался суду в тот же день. Суд же рассматривал дело в распорядительном заседании не позднее следующего дня после поступления его с обвинительным актом. Участь самого обвиняемого, как правило, была незавидной, поскольку документы, указанные в ст. 727 и 760 Военно-Судебного Устава, вручали ему только в день распорядительного заседания суда. Кроме того, прокурорам судебных палат в интересах достижения полноты и правильности проводимых чинами полиции дознаний по преступлениям, указанным в пп. 2 и 3 Секретного циркуляра МВД от 28 июня 1907 г., поручалось вменить прокурорам окружных судов и их товарищам в непременную обязанность по каждому делу лично наблюдать за дознанием и руководить им, имея при этом в виду, что вся деятельность чинов полиции должна была быть направлена к быстрому установлению события преступления и исследованию виновности лиц, заподозренных в совершении преступного деяния [8]. Помимо этого, на прокурора Екатеринодарского окружного суда возлагалась обязанность из возникшего по тому же делу предварительного следствия предоставлять дополнительно военно-прокурорскому надзору копии актов, которые могли иметь значение для военно-окружного суда при рассмотрении дела, не выжидая требований об этом или запросов, а по мере обнаружения следствием не бывших в виду при производстве дознания обстоятельств. Должны были приниматься всевозможные меры к экстренному доставлению упомянутых сведений по назначению, т.е. лицам военно-окружного надзора [9]. Рассматривая реализацию судебной реформы, нельзя не отметить того, что принцип состязательности в суде также имел региональную специфику. В целях обеспечения получения квалифицированной юридической помощи российскими подданными на территории Кубанской области при съездах мировых судей организовывались консультации присяжных поверенных и помощников присяжных поверенных. Правила организации таких консультаций устанавливались съездами мировых судей. В качестве образца принимались «Правила консультации присяжных поверенных и помощников присяжных поверенных при Екатеринодарском съезде мировых судей», утвержденных 2 марта 1900 г. Членами таких консультаций могли быть: во-первых, присяжные поверенные; во-вторых, помощники присяжных поверенных. Частные поверенные могли быть приняты в члены консультации по предложению одного из действительных членов консультации. Желающие поступить в члены консультации при Екатеринодарском съезде мировых судей подавали письменное заявление в консультацию и избирались Общим собранием консультации посредством закрытой баллотировки большинством голосов присутствовавших на общем собрании членов консультации. Постановление общего собрания консультации об отказе в избрании в члены консультации подлежало обжалованию в Екатеринодарский съезд мировых судей в месячный срок со дня их объявления. Основными направлениями деятельности членов консультации были следующие: а) дача словесных и письменных советов дежурными консультантами; б) составление состязательных и разного рода деловых бумаг; в) исполнение обязанностей защитника по арестантским делам, по сообщению председателя съезда мировых судей; г) разрешение юридических вопросов, встречающихся в практике и дача мотивированных заключений по предложенным на разрешение вопросам [10].
Высшее управление делами консультации принадлежало общему собранию ее членов, а для непосредственного заведования делами консультации общее собрание избирало распорядительную комиссию в составе председателя, секретаря, казначея и одного кандидата. Тем, кто обращался в консультацию, советы по юридическим вопросам давал очередной консультант в определенные для этого дни и часы. Расписание консультаций подлежало обязательному опубликованию в местных ведомостях, а также вывешивалось в качестве объявлений в судебных и административных учреждениях. Советы, как правило, давались за плату, размер которой устанавливался по усмотрению консультанта с учетом минимальных тарифов, определенных на общем собрании. Кроме устных обращений, могли поступать просьбы о даче письменного, мотивированного совета. В этом случае консультант записывал в книгу содержание предложенного вопроса с указанием представленных просителем документов, а также срока, определенного на изготовление заключения и платы за него. Кроме этого, консультант выдавал просителю билет на получение заключения с указанием тех же сведений, что и заносимых в книгу, находившуюся в консультации. Консультант, который принимал предложение на письменное заключение, мог, в случае необходимости, сообщить об этом секретарю распорядительной комиссии, который, в свою очередь, мог созвать особое совещание не менее чем из трех членов консультации по особому очередному списку. Бедным как письменные, так и устные советы могли давать бесплатно. Вместе с тем признание бедным зависело от усмотрения дежурного консультанта, а при сомнении – от председателя и распорядительной комиссии. Отказать же в выдаче совета консультант мог, если были основания предположить, что совет испрашивался для ведения чужого дела лицом, не состоявшим в числе поверенных. Ежегодный отчет о деятельности консультации присяжных поверенных и помощников присяжных поверенных при Екатеринодарском съезде мировых судей составлялся распорядительной комиссией и утверждался общим собранием консультации. Внутренний распорядок консультации присяжных поверенных определялся особой инструкцией, обязательной для всех членов консультации. Эти правила могли быть изменены по постановлению общего собрания консультации и по утверждению таковых Екатеринодарским съездом мировых судей. Поступлению в число присяжных поверенных предшествовала определенная процедура. Вначале подавалось прошение в Екатеринодарский окружной суд. Так, например, Михаилом Гавриловичем Афанасьевым в 1887 г., в связи с увольнением его от должности судебного следователя 1-го Екатеринодарского участка и вовсе от службы, было подано прошение о поступлении в число частных поверенных Екатеринодарского округа, основываясь на ст. 4061-4065 Учреждения судебных установлений о дозволении быть поверенным по судебным делам и о выдаче надлежащего свидетельства. Заседание Екатеринодарского окружного суда, где производилось испытание по гражданскому праву и гражданскому судопроизводству, было открытым. После него соискателю было выдано (на определенный судом срок) свидетельство на право хождения по чужим делам в суд [11].
Таким образом, учет опыта судебной реформы 1864 г., на наш взгляд, может способствовать большей целенаправленности проводимой в настоящее время реформы уголовной юстиции Российской Федерации. Коренная переоценка ценностей, произошедшая в современном российском обществе, сравнима с процессами, происходившими в России в период буржуазных реформ второй половины XIX в.
Литература 1. ГАКК. Ф. 449. Оп.2. Д. 141. Л. 2-2об. 2. ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 2512. Л. 5об. 3. ГАКК. Ф. 454. Оп. 2. Д. 2512. Л. 7, 18-19. 4. ГАКК. Ф. 449. Оп. 2. Д. 62. Л. 14. 5. ГАКК. Ф. 454. Оп. 7. Д. 166. Л. 300. 6. ГАКК. Ф. 454. Оп. 7. Д. 715. Л. 4, 7. 7. ГАКК. Ф. 454. Оп. 1. Д. 5307. Л. 9. 8. ГАКК. Ф. 454. Оп. 1. Д. 5307. Л. 9; 21. 9. ГАКК. Ф. 454. Оп. 1. Д. 5307. Л. 2об. 10. ГАКК. Ф. 482. Оп. 1. Д. 155. Л. 76-80. 11. ГАКК. Ф. 482. Оп. 1. Д. 93. Л. 20.
