С началом первой русской революции в 1905 г. на повестку дня встал вопрос об изменении религиозной политики, а в соответствии с этим и законодательства. В результате пересмотра действовавших узаконений принцип веротерпимости был расширен – не допускалось насильственное «держание в вере», переход в ислам не должен был преследоваться, лица, числившиеся православными, но ранее принадлежавшие другим исповеданиям, могли теперь придерживаться своей веры. Несмотря на либеральные тенденции в вопросе вероисповедания, законодательство по-прежнему сохраняло иерархию конфессий, во главе которой стояла Русская Православная Церковь (РПЦ). Государство обеспечило православию законодательную защиту его прав. Переломной вехой для РПЦ стали указ 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» и манифест 17 октября 1905 г. «О свободе совести» [12]. В этих документах правительство на официальном уровне закрепило за «инородческим» населением Российской империи некоторые элементы религиозной свободы. В частности, им было предоставлено право перехода из православной веры в другие религиозные конфессии. Поэтому были отменены соответствующие статьи в «Уложении о наказаниях». Этим правом в России воспользовались 170 тыс. католиков, 36 тыс. мусульман и около 10 тыс. протестантов [2. С. 47]. Правительству пришлось пойти на некоторые уступки и в отношении старообрядцев и сектантов, которым, однако, запрещалось, как и прежде, пропагандировать и распространять свою веру, в то время как РПЦ продолжала оставаться «первенствующей и господствующей». Характер деятельности РПЦ, особенно в миссионерстве, сильно изменился после объявления свободы вероисповедания. Если до 1905 г. «иноверие» в своем распространении встречало препятствие со стороны не только церкви, но и гражданской власти, так как открытый разрыв с РПЦ был уголовно наказуем, то с момента издания манифестов эти внешние ограничения были сняты. Святейший Синод своим циркуляром предложил епархиальным архиереям «дать отклики» на этот указ и его возможные последствия. Многочисленные отзывы показали, что указ рассматривался ими как покушение на права православной церкви, создавая благоприятные условия для «инославия и иноверия» [13. С. 73]; в частности, по словам архиепископа Казанского и Свияжского Никанора (Н.Т. Каменского), «все направлялось к низвержению могущественного положения православия» [10. С. 342-343]. Позицию священнослужителей можно понять, так как они осознавали возникавшие проблемы, связанные с началом процесса выхода «инородцев» из православия в другие вероисповедания и образованием многочисленных религиозных сект. Немалую роль в широком распространении и общей активизации сектантства в поздней Российской империи сыграли кризис РПЦ, неуклонное падение ее влияния и духовного авторитета в обществе. Наряду с официальной РПЦ влиятельной силой в русском православии продолжало оставаться старообрядчество – течение, возникшее в результате небезызвестного церковного раскола XVII столетия. Церковные деятели давали негативную оценку закону о веротерпимости 1905 г. Так, православный миссионер В.Н. Эсливанов высказывался: «Иноверие, в частности мухаммеданство, получило полную свободу для качественного своего роста. Но мухаммеданство не удовлетворилось данным ему правом и, толкуя свободу вероисповедания как свободу для пропаганды ислама, стало открыто количественно увеличивать свой рост за счет языческих и христианских народностей края» [14. С. 4]. В Казанской губернии среди старои новокрещеных татар под влиянием усиленной мусульманской пропаганды обозначился усиленный переход в ислам. Большая часть перешедших в ислам крещеных татар приходилась на Казанский, Мамадышский и Тетюшский уезды. В Елышевском приходе, например, к 15 февраля 1907 г. осталось только 8 православных домов. Оставивших православие насчитывался 251 двор. Аналогичная картина была и в других приходах. Так, в Старо-Икшурминском приходе значилось 60 православных и 60 «отпавших», в Больше-Саврушском – 100 православных и 80 «отпавших»1 [11. С. 51]. В период первой русской революции, когда власти, занятые проблемами подавления революционного движения, ослабили борьбу с религиозными преступлениями, разгромленные в период правления Александра III тоталитарные секты, враждебно относящиеся к политике государства, снова стали разрастаться. В Казанской губернии наиболее опасной из всех сект, зарегистрированных на территории края, была секта «хлыстов», созданная в 1905 г. крестьянином Яковым из села Шакурово. Сектанты, провозгласив себя новоявленными «ревнителями благочестия», завлекали в свои ряды сотни обманутых крестьян, которые бросали свои семьи и устремлялись в неизвестность за новоявленным «пророком». Брак сектанты считали грехом, в результате распадались многие семьи. Посты «хлысты» распространяли не только на себя и на свои семьи, но и на скот и мелкую птицу. Собираясь в уединенных местах, «хлысты» занимались отправлением оргий, святотатствовали. Две уединенно стоящие избы в селе Шакурово они объявили «монастырем» и превратили в место сборищ. Занимаясь антиобщественной деятельностью, секта отвлекала крестьянское население от общественно полезного труда. Необходимо было принять срочные меры по нейтрализации негативного влияния сектантов на духовность местного населения края, вырвать крестьян из цепких лап главарей сектантов, вернуть многих из них в свои семьи [5]. В южных уездах Казанской губернии и в северных уездах Симбирской губернии началось массовое отпадение христиан-чувашей в сектантство и язычество. Лавирование христиан-чувашей между язычеством и православием проявлялось также во внешних признаках: отправлении обрядов и таинств по принуждению, отказе от ношения нательного креста и т.п. Распространилось «двоеверие». Оно было широко распространено в Поволжских губерниях. Только в Казанской губернии их было несколько десятков тысяч [6]. После обнародования указа от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» и Манифеста 17 октября 1905 г. «Об усовершенствовании государственного порядка» многие руководители РПЦ подвергли критике деятельность гражданских властей. Представители православного духовенства рассматривали данные законы как покушение на права РПЦ и создание благоприятных условий для «инославия и иноверия» [13. С. 74]. Рост панисламских настроений привел к тому, что некоторые представители церкви призывали запретить допуск к власти не только «иноверцев», но и крещеных представителей нерусских народностей [1]. П.Е. Афанасьев же в своих взглядах пошел дальше, призывая лишить российских мусульман всех политических прав. Данный период государственной политики в отношении сектантов имел следующие характерные черты: 1) доработка уже имеющихся законов, относившихся к сектантству; 2) выработка законов в отношении вновь появившихся сект; 3) большая работа вне законодательной области по поиску мер борьбы с религиозным инакомыслием; 4) стремление светской власти отмежеваться от наказания сектантов; 5) кризис взаимоотношений государственной власти и церкви, судебной и исполнительной властей [15]. Государство в очередной раз было вынуждено пойти на ужесточение мер против антиправославной деятельности. В начале XX в. законодательство, регламентирующее борьбу с религиозной преступностью, было оптимизировано. Ранее нормативные документы, устанавливающие ответственность за религиозные преступления, содержались во II главе Уголовного уложения, которая называлась «О нарушениях, ограждающих веру постановлений». Эта глава была введена Законом от 14 марта 1906 г. и состояла из 24 статей, в которых была установлена ответственность за различные разновидности религиозных преступлений. Принятие данного закона в разгар первой русской революции (1905-1907 гг.) было вызвано всплеском религиозной преступности, направленной против РПЦ как опоры государства и ее служителей на местах. Их участниками становились не только так называемые «инородцы», представители нерусских народов и неправославных религиозных конфессий, но и широкие массы городского и сельского русского населения.
Власти, понимая всю опасность происходящего, пытались бороться с этой напастью. Законом 1906 г. были дополнительно, к ранее действующим, введены такие разновидности уголовно-религиозных преступлений, как: 1) «поношение» нехристианских вероисповеданий; 2) осуществление бесчинства при богослужении неправославных конфессий; 3) самовольное совершение христианского священнодействия неуполномоченными лицами. Дополнения в закон были внесены из-за случаев разгрома мусульманских мечетей и еврейских синагог в период революционных потрясений. Как уголовно наказуемое, считалось преступление, связанное с «публичной поддержкой раскола». Борьба с расколом или старообрядчеством, а также с организациями, представляющими интересы староверов, велась с разной степени интенсивностью начиная с реформы патриарха Никона. Это вызывало в либеральной и нелегальной революционной прессе наибольшую критику2. Более жесткие меры были приняты против исламской пропаганды, направленной на вовлечение в ислам тех этнических групп, которые много веков исповедовали православие. В период первой русской революции в придачу к исламской пропаганде в Казанской и Симбирской губерниях националистическими группами развернулась политическая кампания, направленная на предъявление политических требований к центральным и региональным государственным органам власти. Суть их состояла в полном воспрещении какой-либо миссионерской деятельности среди мусульман; воспрещении насильственного обращения в православие; запрещении кампании, направленной на насильственное посещение русских школ; организации преподавания в национальных школах только на родных языках и др.3 [11]. Анализ этих требований свидетельствовал о том, что исламское руководство хотело создать условия для ликвидации всех возможных препятствий в проведении исламской пропаганды в крае. Реальная повседневная жизнь показала, что недооценивать религиозные преступления было нельзя, так как это приводило к обострению политической ситуации в стране. В 1907-1910 гг. в Среднем Поволжье резко обострились отношения между православными и отступниками. Это случилось в таких населенных пунктах края, как В. Отары, Савруши, Три Сосны, Старая Икшурма Чистопольского уезда и в других местах. Бурным ходом шло строительство мечетей, число которых значительно опережало количество церквей. Активизировался процесс перехода в ислам православного населения из числа русских [8]. Исламисты в ходе активно проводимой ими религиозной пропаганды вербовали в свои ряды и язычников, количество которых в крае превышало 14 тыс. [9]. Толчком к принятию серьезных правовых и судебно-уголовных мер стали факты появления в селах бродячих исламских проповедников – мугаллимов, которые имели место в 1910-1912 гг. Они пропагандировали, по оценке полиции, идеи ваххабизма, агрессивного ислама, старались привлечь на свою сторону часть населения, недовольную национальной политикой правительства. Хотя в Симбирской губернии массовых подобных фактов обнаружено не было, во всех исламских учебных заведениях на основе циркуляра Министерства народного просвещения от 15 марта 1908 г. были проведены контрольно-проверочные рейды с целью выявления подобных бродячих проповедников-мугаллимов. Были проверены даже некоторые частные дома, где, по предположению полиции, могли укрываться мугаллимы. Наиболее тщательно проверялись многонациональные Ардатовский, Алатырский, Буинский и Курмышский уезды. Подобные бродячие учителя-проповедники были обнаружены только в Карсунском уезде Симбирской губернии, их деятельность при помощи полиции была немедленно пресечена [4]. Несмотря на все издержки, в новое российское законодательство было внесено немало дополнений, улучшающих прежнюю юридическую практику, хотя они носили противоречивый характер. Вот одно из имеющихся противоречий. Законом 14 марта 1906 г. была введена норма, регламентирующая ответственность за «нарушение свободы индивидуального культа». То есть при всей нелюбви правительства к раскольникам, магометанам, иудаистам, лютеранам властям запрещалось вмешиваться в процесс отправления богослужения этим и другим религиозным конфессиям. Был также устранен такой состав преступления, как, например, «отпадение из православия раскольника, ранее обращенного в православие», введено ограничение наказания за ненасильственное совращение из православия в другую веру. Важным шагом на пути демократизации законодательства об ответственности за религиозные преступления была отмена ответственности родителей или опекунов за воспитание детей по правилам «ненадлежащего вероисповедания». Впервые в российской истории, кроме православной церкви, законодательно обеспечивались права других конфессий. Важным проявлением демократических устремлений властей стало исключение из закона статей об ответственности за «отпадение из православия» и переход в другую веру, а также за «ненасильственное совращение из одного вероисповедания в другое». По таким преступлениям, ранее считавшимися тяжкими, как, например, «богохуление», «кощунство и «совращение», значительно понижены и смягчены меры ответственности. По некоторым направлениям, за отдельные преступления карательные санкции были значительно усилены. Ответственность значительно ужесточена: 1) за «богохуление» на лиц, которые подобные деяния совершили непублично; 2) за «ненасильственное» совращение из одного христианского вероисповедания в другое; 3) за самооскопление либо оскопления другого [13. С. 74]; 4) за оскорбление православного священника с целью оказания неуважения к православной церкви. Ряд мероприятий, направленных на ужесточении наказания за религиозные преступления, были приняты под давлением членов Особого Совещания при Государственном Совете, которые посчитали, что меры по совершенствованию уголовного законодательства об ответственности за религиозные преступления, предложенные совместным совещанием представителей Святейшего Синода и Министерства юстиции, оказались недостаточными. Преследование оппозиционных к православию конфессий приводили к обратным результатам, создавая вокруг них ореол мучеников. Против религиозных гонений подняла голос и либеральная печать, и новые суды, стоявшие за законность.
Литература 1. Батунский М.А. Русская клерикальная исламистика и ее оппоненты: круговая оборона и многоцелевое наступление // Цивилизации и культуры. Вып. 2. Россия и Восток: цивилизационные отношения. М., 1995. 2. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Святейшего Синода 1905-1907 гг. СПб.,1910. С. 47. 3. Вульферт В. По поводу статьи 96 Уголовного уложения // Вестник права. 1904. № 10. 4. ГАУО. Ф. 99. Оп. 1. Д. 310. Л. 10. 5. Национальный архив Республики Татарстан (далее НА РТ). Ф. 4. Оп. 1. Д.125867. Л. 64 6. НАРТ. Ф. 4. Оп. 148. Д. 373. Л. 102-102об. 7. НАРТ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 125459. Л. 89. 8. НАРТ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 125459. Л. 93об. 9. НАРТ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 125459. Л. 93-93об. 10. Никанор. Собрание сочинений архиепископа Никанора. Казань, 1909. С.342-343. 11. Отчет о деятельности «Братства святителя Гурия» за 1906/07 «братский» год. Казань, 1908. С. 51. 12. Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при Правительствующем Сенате (СУ). 1905. № 63. С. 526. 13. Церковная реформа: сборник статей духовной и светской печати по вопросу о реформе / сост. И.И. Преображенский. СПб.,1905. С. 74. 14. Эсливанов В.Н. Трудности и нужды Казанской инородческой миссии. Казань, 1915. С. 4. 15. Юшков С.В. История государства и права СССР. М.: Юридическая литература, 1950. С. 344-345.
