Развитие Российской Федерации в постсоветский период характеризуется стратегией федерального центра, направленной на отказ от советской модели федерализма, основанной на признании национальной государственности республик как этнополитических по своей природе образований. Так, Конституция РФ 1993 г., а также утверждённая Указом Президента РФ от 15.06.1996 г. «Концепция государственной национальной политики» ориентируют на постепенное превращение Российской Федерации в систему административно-территориальных субъектов, не имеющих отличительных этнических признаков или атрибутов национальной государственности [8. С. 272, 293]. Такая стратегия находится в явном противоречии со стремлением республик к сохранению и усилению своих национально-государственных и этнополитических начал.
В современной федералистике принято считать, что подобный конфликт интересов между региональным сепаратизмом и унитаризмом центра должен разрешаться путём достижения компромисса, составляющего политическую основу любой федерации [5]. Такое понимание проблемы актуально и для Российской Федерации, поскольку её исторической основой изначально являлся именно компромисс, позволивший разрешить этнополитический по своей сути конфликт между силами, выступавшими за целостность России как традиционно понимаемого «единого и неделимого» национального государства, и самоопределявшимися этнорегиональными обществами, отстаивавшими своё право на создание собственной национальной государственности. Однако в отечественной историографической и общественно-политической традиции этнические аспекты генезиса и развития Российской Федерации никогда последовательно не осмысливались через призму понятий «конфликт-компромисс». В советской исторической науке безраздельно господствовал подход на иной понятийной основе – «национальное угнетение-освобождение». Согласно официально предписанной идеологизированной схеме «социалистическая ре- волюция», сокрушив царскую империю как «тюрьму народов», обеспечила «национальное освобождение» всех народов и «полное удовлетворение их исторических чаяний» в форме советской федерации. Исходя из этого, в советской концепции «развитого социализма» констатировалось «полное и окончатель- ное решение национального вопроса», что не оставляло в ней места понятию этнополитического компромисса. Постсоветский же подход к пониманию генезиса Российской Федерации основывается на идеологеме «историческая ошибка большевиков». Этот подход, в отличие от представлений советского времени, игнорирует объективно-историческое значение этнополитического конфликта в дореволюционной России как фактора, обусловившего появление национальной государственности республик в составе Российской Федерации. Их создание объявляется результатом исторически неоправданной и ошибочной популистской политики большевистского руководства страны. В итоге сам собой отпадает и вопрос о целесообразности поддержания сегодня в Российской Федерации этнополитического компромисса в ходе её реформирования. И, тем не менее, в современных историко-правовых работах всё же содержаться косвенные подтверждения того, что этнополитический компромисс рассматривается как определяющий фактор в образовании Российской Федерации, в частности, в решении проблемы совмещения в ней национальной государственности двух типов: России в целом и республик в её составе. В историко-правовой литературе в той или иной степени получили отражение межэтнические противоречия, связанные с решением этой проблемы. Оно оказалось непростым, прежде всего, для самой революционной власти. Так, входившие в коалицию с большевиками левые эсеры при обсуждении проекта Конституции РСФСР 1918 г. предлагали ввести территориально-администра- тивный принцип государственного устройства, считая недопустимым национально-государственное разделение страны [1. С. 195]. Единства в этом вопросе не было и среди большевиков. Голосование в конституционной комиссии выявило лишь минимальный перевес позиции И.В.Сталина, выступавшего за построение федерации по национально-государственному принципу, над позицией М.А. Рейснера, предлагавшего строить федерацию административных единиц (5 голосов против 3) [2. С. 52]. Некоторые руководящие работники РСФСР даже в 1922 г. в процессе создания СССР продолжали придерживаться идеи превращения всей страны в унитарное государство [2. С. 158]. Следует заметить, что такие унитаристские идеи обосновывались, конечно же, не великодержавной идеей подавления нерусских этносов, а соображениями внеэтнического порядка, продиктованными целесообразностью предстоявших социально-исторических преобразований. Так, М.А. Рейснер, отвергавший национально-территориальный принцип построения Российской Федерации, предлагал строить её как федерацию «трудовых коммун», т.е. руководствовался социально-классовой целесообразностью [2. С. 52]. И всё же столкновение позиций по проблеме национально-государственного устройства страны историкамиправоведами традиционно рассматривается как проявления национализма и шовинизма, т.е. как межэтническое противоборство [2. С. 159]. Важнее, однако, учитывать то, что такое противостояние происходило не только в среде политического руководства, но и на уровне массового сознания, т.е. там, где достижение межэтнического компромисса имело жизненное для страны значение. При этом саму проблему компромисса следует видеть в двух ракурсах. Прежде всего, необходимо было преодолеть губительное для единства империи отчуждение «невеликорусских» этносов от российской государственной идентичности. Эту проблему удалось решить, придав российской госу- дарственности идеологически приемлемые для «инородцев» формы путём создания автономий в виде «национальных республик». Эти республики стали для их титульных этносов связующим звеном в идеологической легитимации в их глазах центральной власти, подчинение которой отныне могло восприни- маться ими не как «национальное порабощение», а как добровольное волеизъявление собственной республики. Эта было особенно важно для преодоления колониального характера отношений «инородцев»-мусульман с российским государством, власть которого над собой они были вынуждены признавать, но которое никогда не считали «своим», поскольку в соответствии с их мировоз- зрением православно-клерикальная по своей идеологии империя могла быть отнесена лишь к понятию «Дар аль-Харб» («Миру войны»), враждебному по отношению к «Дар аль-Исламу» («Миру Ислама»). Другая сторона межэтнического компромисса заключалась в проблеме восприятия республик русским населением. Например, государственность советского Татарстана, идеологически легитимированная лозунгом самоопределения нации и рекрутированием управленческих кадров из широких социальных слоёв, воспринималась секуляризованным сознанием татарского населения как «своя», если не как «мусульманская», то как «национальная» или «народная». Однако такой татаризированный образ государственности не мог не наталкиваться на проблему восприятия его традиционным «великорусским» государственным сознанием. В данном случае от него требовалось то, что прежде казалось бы невозможным, – признание им «инородческой» по своему руководящему составу и формальной самопрезентации Татарской республики. Решению проблемы во многом способствовала коммунистическая идеология, апеллировавшая к «социально-классовой сознательности и солидарности» русского населения. Так, во избежание уже наметившихся было эксцессов изначального неприятия им «татреспублики» его призывали «не поддаваться унынию, чувству тоски, потому что – это коммунистическая республика», ему внушали, что «коммунисты, считая и Татарскую республику своей Родиной, должны трудиться для Татарской республики так же, как это они делают во Всероссийской советской республике» [3. С. 250-253]. Однако совершенно ясно, что не столько коммунистическая риторика в решающей степени обеспечивала лояльное отношение русских к появлению на свет «национальных республик», сколько удовлетворявшая интересам сохранения национально-государственной целостности русского этноса унитаристская модель советского национально-государственного строительства, основанная на политическом преобладании федерального центра над республиками. Её суть заключалась в том, что самоопределение этносов должно было подчиняться принципу приоритетности «интернациональных, социально-классовых» интересов над этническими [6. С. 265]. Этот принцип, выражающий идею диктатуры пролетариата в национальном вопросе, согласно мнению И.В. Сталина, означал, что «кроме права народов на самоопределение, есть ещё право рабочего класса на укрепление своей власти, и этому последнему праву подчинено право на самоопределение». На практике это не оставляло места для политической самостоятельности этносов даже в момент их самоопределения и должно было означать безоговорочное признание республиками над собой коммунистического руководства со стороны центральной российской власти. Этому способствовало и то, что центральная российская власть, провозгласив федерацию раньше, чем на её территории стали самоопределяться этносы, тем самым перехватила у них политическую инициативу и предопределила развитие Российской Федерации не на договорной основе, а как федерации автономий [8. С. 258]. Усиливавшаяся в последующем политическая зависимость республиканских властей от Москвы, позволявшая рассматривать их в качестве местной инстанции российской государственно-административной системы, согласно официальной социально-классовой идеологии не имела этнополитического измерения, хотя этнополитический подтекст несамостоятельности республик всё же не мог не ощущаться на уровне массового сознания. Как отмечают современные исследователи, достаточно очевидным для всех был негласный принцип кадровой политики КПСС, согласно которому в число первых должностных лиц в республиках должны были назначаться русские, призванные контролировать в интересах центральной власти действия представителей титульного этноса1 и символизировать этнополитические интересы местного русского населения. Таким образом, реализованная большевиками модель федерализации России позволила совместить интересы «великороссов» и «инородцев» в сфере национально-государственного строительства. Однако достигнутый компромисс не устранил всех противоречий. Это ощущалось на концептуальном уровне, в официальной общественно-политической дискурсивной практике и проявлялось, прежде всего, в двойственном характере идеологической легитимации национальной государственности республик. С одной стороны, политико-правовые источники этой государственности виделись в самоопределении титульных этносов, с другой – в декретировании её центральной властью. Именно использование взаимоисключающих дискурсов «самоопределения» и «декретирования» составляло в конечном счёте идеологическую суть этнополитического компромисса, лежавшего в основе Российской Федерации. Например, история образования Татарской республики в полной мере соответствовала дискурсу «декретирования» уже тем, что республика фактически была создана не актом национального самоопределения татар, а декретом центральной российской власти «как часть Российской Советской Федеративной Социалистической Республики». Характерно, что этот момент, подтачивающий официальную идеологическую концепцию о «свободном самоопределении советских народов», почти никогда не акцентировался в общественно-политических изданиях Татарстана советского времени, а формулировка декрета не цитировалась в развёрнутом виде. Это делалось редко во второстепенных изданиях и лишь теми авторами, которые, вероятно, созна- тельно стремились усилить и закрепить образ государственности Татарстана как производной от государственности российской [7. С. 3].
Во всех основных советских общественно-политических изданиях Татарстана присутствовала характерная для того времени идеологическая конструкция, сочетавшая в себе дискурсы «декретирования» и «самоопределения». Наряду с признанием социалистической революции в качестве главного источника государственности республики авторами всегда подчёркивалась государствообразующая роль татарского народа, который своей национально-освободительной борьбой создал объективно-исторические предпосылки появления Татарской республики. Например, во вступительной статье к юбилейному изданию, посвященному 60-летию образования ТАССР, председатель Совмина ТАССР Г.И. Усманов отметил как определяющую в создании республики роль декрета ВЦИК и СНК РСФСР, который «явился не только актом торжественного провозглашения автономии, но и основным законом, определившим государственное устройство республики, организацию высших органов ее власти и управления» [9. С. 19]. Эта констатация декретирования республики революционной центральной российской властью, казалось бы, не оставлявшая места идее национально-государственного самоопределения, тем не менее, не помешала автору без ссылок на какие-либо факты народного волеизъявления утверждать, что «татарская нация на основе принципа самоопределения, провозглашенного пролетарской революцией,… приобрела свою национальную государственность» [9. С. 19]. Таким образом, изначально положенный в основу Российской Федерации этнополитический компромисс на концептуальном уровне проявлялся в двойственности идеологической легитимации республик. Именно благодаря этому они одновременно воплощали в себе и актуальную для самоопределявшихся этнических обществ сепаратистскую идею их государственно-политического обособления, и важный для русского населения унитаристский принцип сохранения юрисдикции российского государства на всей его территории. Это делало государственность национальных республик более или менее приемлемой для той и другой стороны, каждая из которых акцентировала в ней собственные этнические приоритеты. Однако это означало, что дезинтегрирующие межэтнические различия в понимании самих источников идеологической легитимности не были преодолены полностью. Напротив, они были закреплены и, сохраняясь в латентной форме в условиях федерации, проявляются по сей день в общественно-политической сфере. Именно это обстоятельство и актуализирует идею компромисса.
Литература 1. Исаев И.А. История государства и права России: учеб. пособие. М.: ТК Велби; Проспект, 2005. 336 с. 2. История отечественного государства и права: учебник / под ред. О.И. Чистякова. М.: БЕК, 1997. Ч. II. 496 с. 3. Образование ТАССР: сб. документов и материалов. Казань, 1960. 438 с. 4. Работяжев Н.В. Союз Советских Социалистических Республик (СССР) // Федерализм: энциклопедия. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2000. 515-519 с. 5. Соловьёв Э.Г. Федерация // Федерализм: энциклопедия. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2000. 590 с. 6. Сталин И.В. Заключительное слово по докладу о национальных моментах в партийном и государственном строительстве // Полн. собр. соч.: в 16 т. М.: Госполитиздат, 1952. Т. 5. С. 264-275. 7. Стариков В.Н. Татарская АССР (Краеведческое пособие). Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1967. 112 с. 8. Стешенко Л.А. Многонациональная Россия: государственно-правовое развитие. Х-ХХI вв. М.: НОРМА, 2002.
