Словари субстандарта в лингвоэкспертной практике

Важность и значимость рассматриваемого вопроса связана, с одной стороны, с тем, что далеко не всегда лингвист-эксперт хорошо ориентируется в качественной субстандартной лексикографии (современный словарный
«бум» привел к невероятному количеству разного рода и – главное – качества словарей, ориентироваться в которых подчас весьма и весьма сложно), а с другой стороны, с демонстрацией возможности использования подобного типа лексикографии в разных делах (от оскорбления и порочения чести и достоинства до распространения наркотиков).
Кроме того, следует признать, что академические фундаментальные толковые словари русского литературного языка не всегда могут помочь при проведении лингвистической экспертизы по ряду причин:
1) хронологические рамки описываемой в них лексики ограничиваются в лучшем случае самым концом ХХ в. (а, как известно, субстандарт – самая подвижная часть лексической системы языка [1, с. 102–108]);
2) толковые словари литературного языка в силу своей нормативности не могут и не должны содержать большую часть жаргонных и просторечных единиц;
3) даже зафиксированные в «классических» словарях элементы субстандарта сопровождаются не всегда адекватной совокупностью стилистических помет. «В практике составления словарей, – пишет Е. С. Елистратов,
– учитываются прежде всего особенности литературного языка, всему остальному отводится лишь ряд довольно абстрактных помет типа прост., разг., груб. и т. п.» [2, с. 3]. Кроме того, по обоснованному мнению Н. Д. Голева,
«лексикографические пометы, связанные с оценкой слов на шкале инвективности весьма субъективны и непоследовательны, не говоря уже о том, что инвективная лексика “не
охотно” включается в филологические словари нормативного типа» [3, с. 36].
Итак, цель данной статьи – раскрыть потенциал словарей субстандартной лексики в деятельности лингвиста-эксперта при их использовании в лингвистических экспертизах (исследованиях) по делам разных категорий.
Не вдаваясь в подробности истории субстандартной лексикографии, напомним мысль В. А. Козырева и В. Д. Черняк, что именно «в постсоветскую эпоху в связи с общей раскрепощенностью русской речи и массовым проникновением субстандартной лексики в разные сферы функционирования русского языка, в том числе в средства массовой информации, обострился общественный интерес к этому пласту национального языка, что, в свою очередь, стимулировало развитие словарей субстандартной лексики» [4, с. 266]. Среди наиболее авторитетных и наиболее полных современных словарей русского субстандарта, которые можно активно использовать при проведении лингвистических экспертиз по делам разных категорий, выделим три основных: 1) Грачев М. А. Словарь тысячелетнего русского арго. М.: Рипол Классик, 2003;
2) Мокиенко В. М., Никитина Т. Г. Большой словарь русского жаргона. СПб.: Норинт, 2000; 3) Химик В. В. Большой словарь русской разговорной экспрессивной речи. СПб.: Норинт, 2004.
Очевидно, что разные категории дел предполагают использование разных словарей субстандартной лексики и в разных аспектах лексикографического анализа.
1. Дела о защите чести, достоинства и деловой репутации
Словари субстандартной лексики в экспертизах по делам такого рода помогают ответить на следующие базовые вопросы, сформулированные К. И. Бриневым: «А. Оскорбительна ли фраза Х?

Б. Является ли высказывание оскорбляющим честь и достоинство лица, к которому оно обращено?
В. Представляют ли собой (являются ли)
высказывания оскорблением?» [5, с. 236].
Так, в деле об оскорблении адвоката истца со стороны ответчика, бросившего фразу «Да какой ты, на хрен, адвокат! Что вылупился, с-с-с-сука!», обнаруживаются не только порочение деловой репутации, но и элементы дискредитации потерпевшего. Использование в общественном месте и в официальной обстановке (судебное заседание) в функции обращения номинации сука по отношению к человеку является актом оскорбления, так как содержит ярко выраженную грубую отрицательную оценку, см. словарь В. В. Химика: сука – «2. Грубо. О человеке, вызывающем своим поведением гнев, неприязнь (обычно о женщине)» [6, с. 526], о чем напрямую свидетельствует стилистическая помета.
Одновременно использование разговорной конструкции Да какой ты, на хрен, (Х)! также следует классифицировать как порочение деловой репутации: в данной фразеологизованной конструкции ставится под сомнение профессиональная компетенция потерпевшего (адвоката). Кроме того, конструкция носит сугубо оскорбительный характер из-за содержащего в ней субститута матерного слова, о чем напрямую информирует словарь субстандартной лексики (хрен – «2. Неодобр. (бран.) Эвфем. к х** (2 зн.)» [6, с. 683]) и что нельзя извлечь из академического толкового словаря (хрен – «4. Грубо. Бранное обозначение мужчины» [7, с. 1454]). Следовательно, словарь субстандарта позволяет более аргументированно доказать сам факт оскорбления, в полной мере выявляя пресловутую «неприличную форму» высказывания.

Употребление в ходе судебного заседания лексемы сука и конструкции Да какой ты, на хрен, (адвокат)! свидетельствуют об избранной говорящим стратегии дискредитации. Цель этой стратегии (в формулировке О. С. Иссерс) – «подорвать доверие, вызвать сомнение в положительных качествах коголибо» [8, с. 160]. Эти слова, несомненно, можно классифицировать как оскорбление –
«унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме», по определению А. Н. Баранова [9, с. 538].
Унижения чести и достоинства нарушитель добивается также использованием в качестве оскорбления слова, обычно употребляемого в адрес женщины, – тем самым он унижает не только человеческое, но и мужское достоинство потерпевшего адвоката, как показали наши исследования [10]. Кроме того, как известно, оскорбление относят к категории умышленных правонарушений [11, с. 96], и лингвистический анализ в данной ситуации может эксплицировать наличие соответствующих интенций. Создание негативного впечатления о личности потерпевшего, а также публичное унижение его чести и достоинства было со стороны правонарушителя намеренным: об этом свидетельствуют эмфатическое выделение начального звука [c] в лексеме сука, а также такое паралингвистическое средство, как ухмылка.
2. Дела по обвинению в оскорблении представителя власти, судьи и т. п.
В качестве примера рассмотрим экспертизу, инициированную судьей в рамках иска об оскорблении работника патрульно-постовой службы пешеходом, находившимся в состоянии алкогольного опьянения и использовавшим во время своего задержания обсценные слова и выражения (предметом экспертизы стали только две конструкции: иди в п**** и иди на х**). В работах по лингвистической экспертизе текста доказанным считается тот факт, что оскорбление – это особый тип речевого акта, структура которого включает в себя как минимум три компонента. Вопервых, адресату оскорбления приписывается какая-либо отрицательная характеристика (она может соответствовать или не соответствовать реальности). Во-вторых, эта отрицательная характеристика, как справедливо отмечает А. Н. Баранов, выражается в неприличной форме [9, с. 540–541]. Кроме того, как уже было сказано выше, предполагается ещё один признак – умышленный характер деяния.
Речевой акт оскорбления предполагает, что говорящий приписывает адресату отрицательную характеристику и сознательно делает это в неприличной форме. В связи с этим лингвисты считают необходимым «различать инвективную и неинвективную лексику, т. е. такую, которая предполагает намерение оскорбить или унизить адресата или третье лицо, и такую, которая является экспрессивной (содержит в себе негативную оценку и/или эмоционально-экспрессивный компонент), но такого намерения не предполагает» [11, с. 29]. Как правило, не вызывает сомнения отнесение к инвективной лексике обсценных (нецензурных, матерных) слов. Однако в некоторых видах дискурса (в армейской речи, в речи строителей, работников низкоквалифицированных специальностей и т. п.) табуированность обсценной лексики снижается или исчезает полностью, т. к. в таких случаях обсценная лексика играет роль исключительно маркера принадлежности к определенному социуму и является элементом повседневной речи [9, с. 539]. Кроме того, известная часть обесцененной лексики в неофициальном общении или в производственной ситуации в речи человека низкой культуры часто выступает в функции междометных ситуативных обозначений предмета разговора или адресата речи (при этом такие слова имеют аморфную – размытую – семантику, обусловленную исключительно данной ситуацией общения), или собственно междометий, выражающих эмоции говорящего, или слов, заполняющих речевые паузы. В этих коммуникативных функциях употребление обсценной лексики, как правило, не предполагает интенции оскорбления со стороны говорящего. Имея дело с такими словами и выражениями, важно строго учитывать контекст, в которых данное слово употребляется, оценку и эмоциональную окраску, которую вкладывает в высказывание говорящий, а также его интенции.
Речевое поведение человека в состоянии алкогольного опьянения в анализируемой ситуации задержания представителями власти почти неминуемо будет сопровождаться обсценной лексикой. И поэтому использование указанных конструкций в такой коммуникативной ситуации нельзя автоматически рассматривать как речевой акт оскорбления, вопервых, потому, что здесь нет приписывания адресату (полицейскому) никаких отрицательных оценок (нет классической для оскорбления синтаксической формулы Х есть Y, в которой Х – оскорбляемый, а Y – оскорбительное слово); а во-вторых, с точки зрения лингвистической прагматики здесь нет интенции оскорбить (если бы она была, задержанный выбрал бы формулы типа Ты (есть) Y, Да сам ты – Y и т. п., то есть назвал бы оскорбляемого тем или иным словом). Следовательно, в случае задержания полицейскими человека в состоянии алкогольного опьянения семантическое и прагматическое наполнение вышеназванных конструкций имеет лишь значение ‘отстань(те) от меня, оставь(те) меня в покое’ и ‘я не хочу с вами общаться’. Иными словами, данные реплики следует классифицировать не как оскорбление, а как просьбу человека оставить его в покое (иди в п****) и как выражение нежелания продолжить диалог (иди на х**).
Отсутствие акта оскорбления при употреблении данных реплик подтверждается и словарями современной русской разговорной лексики, которые фиксируют следующие значения коллоквиализмов:
1) «Иди в п****. Бран. неценз. Пожелание или требование отстать, отвязаться, прервать всякие сношения с кемили чем-л. (говорится тому, кто надоел или от кого хотят избавиться или о том, с кем хотят порвать)» [6, с. 438];
2) «Иди на х**. Неценз. 1. Бран. Предложение кому-л. покинуть какое-л. место.
2. Бран. Решительный отказ в чем-л., указание на неуместность просьб, требований, претензий, осуществляемые в оскорбительной форме пожелания удалиться. 3. Груб. Фам. Бесцеремонное выражение нежелательности общения с кем-л., отказ от чего-л. 4. Дружеский совет отказаться, не возражать, не препятствовать чем-л.» [6, с. 691].
Как видно из словарных статей, описываемые единицы, несмотря на подчеркиваемый стилистическими пометами их нецензурный и бранный характер, не содержат в себе коммуникативных тактик и стратегий собственно оскорбления, а лишь служат в сниженном регистре русской речи для: а) отказа от чего-л., б) для предложения покинуть то или иное место или как в рассматриваемом случае, в) для пожелания отстать от говорящего и для выражения нежелания продолжать диалог.
Таким образом, анализируемые высказывания, являясь негативными по содержанию, эмоционально-экспрессивными и нормативно-сниженными по форме, не являются неприличными в данной коммуникативной ситуации (задержание), не характеризуют адресата (полицейский), не несут интенции оскорбить кого-л., а, следовательно, не носят оскорбительного характера.
3. Дела, связанные со сбытом или производством наркотиков
На лингвистическую экспертизу в рамках одного из дел о распространения наркотиков были представлены несколько аудиофайлов (записи телефонных переговоров наркодилера, наркоторговцев и покупателей), с помощью анализа которых требовалось ответить на поставленный судом вопрос: «Имеются ли в представленных на экспертизу диалогах указанных лиц слова и выражения семантической группы “наркотики”?» Сами обвиняемые утверждали, что в данных разговорах речь идет о купле/продаже бензина, а не о наркотических веществах.
Ни один из существующих толковых словарей русского литературного языка по понятным причинам не содержал ни одну из спорных единиц. Однако обращение к словарям субстандартной лексики [12–14], особенно к существующему только в электронном виде «Наркоманскому словарю Баяна Ширяева» [15], позволил атрибутировать использованные в телефонных разговорах следующие единицы как принадлежащие именно к речи наркоманов: вмазаться («употребить наркотики»), машинка («шприц»), кропаль («доза, порция»), порох («наркотическое средство в виде порошка»), на кумарах («испытывать абстинентный синдром, наркотическое похмелье»), поставиться («совершить инъекцию с целью введения в организм наркотика»); на кумарищах, поставиться; кайф и его синонимическая замена говно («наркотик»); диск («наркотик в таблетированной форме»); баян («шприц»); доза («обычное количество наркотика»); на ломах («в состоянии наркотического голодания»); порох, ставиться («принимать наркотики»), инсулинка («двухмиллилитровый медицинский шприц»), точка («десятая часть миллилитра раствора наркотика»); замутить («приготовить наркотик для внутривенного введения»).
Отдельно отметим, что в силу генетически первичной конспирологической функции жаргона наркоманов, а также подвижности и стремительности обновления этого пласта субстандарта даже объемные по охвату языкового материала словари М. А. Грачева [12], В. М. Мокиенко и Т. Г. Никитиной [13] не всегда успевают отразить весь спектр жаргонизмов. Все это неминуемо предопределяет необходимость обращения к интернет-словарям жаргона наркоманов.
Итак, словари ненормативной лексики – это важный инструмент в руках лингвистаэксперта (специалиста), позволяющий решить поставленные перед ним задачи наиболее аргументированно и полно: ссылка на словари традиционно считается одним из наиболее убедительных аргументов в конфликтной коммуникативной ситуации, отражением которой являются дела, связанные с речевыми правонарушениями.
К наиболее распространенным делам, в проведении экспертиз, по которым есть необходимость прибегать к словарям субстандартной лексики, относятся следующие:
1) по спорным речевым произведениям в связи с гражданскими делами о защите чести, достоинства и деловой репутации;
2) по спорным речевым произведениям в связи с обвинениями в оскорблении, неуважении к суду, оскорблении представителя власти и др.;
3) уголовные дела, связанные с производством и распространением наркотиков, а также с разжиганием межнациональной, межрелигиозной и др. розни.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Русский язык и культура речи: учебник для вузов / под ред. В. Д. Черняк. – 3-е изд. – М.: Высшая школа, 2009. – 495 с.
2. Елистратов В. С. Словарь московского арго: материалы 1980–1994 гг. – М.: Русские словари, 1994. – 699 с.
3. Голев Н. Д. Юридизация естественного языка как лингвистическая проблема [Электронный ресурс] // Юрислингвистика–2. Русский язык в его естественном и юридическом бытии. – Барнаул, 2000. – С. 8–40
4. Козырев В. А., Черняк В. Д. Русская лексикография: учебн. пособие. – М.: Дрофа, 2004. – 286 с.
5. Бринев К. И. Теоретическая лингвистика и судебная лингвистическая экспертиза. – Барнаул: АлтГПА, 2009. – 252 с.
6. Химик В. В. Большой словарь русской разговорной экспрессивной речи. – СПб.: Норинт, 2004. – 768 с.
7. Большой толковый словарь русского языка / гл. ред. С. А. Кузнецов. СПб.: Норинт, 2001. – 1536 c.
8. Иссерс О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. –М.: URSS – ЛКИ, 2008. – 284 c.
9. Баранов А. Н. Лингвистическая экспертиза текста: теория и практика. – М.: Флинта: Наука, 2007. – 592 с.
10. Ефремов В. А. Динамика русской языковой картины мира: вербализация концептуального пространства «‘мужчина’ – ‘женщина’»: дисс. … д-ра филол. наук. – Санкт-Петербург, 2010.– 406 с.
11. Понятия чести, достоинства и деловой репутации: Спорные тексты СМИ и проблемы их анализа и оценки юристами и лингвистами / под ред. А. К. Симонова и М. В. Горбаневского.– М.: Медея, 2004. – 328 с.
12. Грачев М. А. Словарь тысячелетнего русского арго. – М.: Рипол Классик, 2003. – 1120 с.
13. Мокиенко В. М., Никитина Т. Г. Большой словарь русского жаргона. – СПб.: Норинт, 2000. – 717 с.
14. Никитина Т. Г. Молодежный сленг: Толковый словарь. – 2-е изд. – М.: АСТ, Астрель, 2009. – 1102 с.
15. Наркоманский словарь Баяна Ширяева