МЕДИТАЦИЯ И ЭНЕРГИЯ

Пытаясь постигнуть смысл старинных восточных тракта­тов, мы почти никогда не можем найти взаимопонимания толь­ко потому, что говорим с их авторами на разных языках. Пе­ревести слова восточного трактата далеко не значит передать его смысл, но наши переводчики об этом, как правило, забывают, стремясь к наиболее возможной дословности перевода, при этом нередко утрачивается практический смысл руковод­ства, поскольку об этой части работы с текстом теоретик не думает, а практик, к сожалению, не может понять его дослов­ный перевод.

Привожу пример: выражение «намылить шею» в русском языке означает кого-либо обругать, побить. В японском язы­ке — это означает признать свою неправоту и быть готовым искупить ее ценой своей жизни. Это истекает из обычая, по которому попавший в немилость самурай вынужден был со­вершить харакири, дабы доказать чистоту своих помыслов. При этом обряде ему, как правило, помогал друг, срубавший ему голову, после вспарывания живота, чтобы избавить его от долгих мучений. Поэтому перед церемонией харакири счита­лось необходимым хотя бы намылить шею и живот, чтобы не умирать, подобно свинье, в грязи. Английское выражение «пройдись в моих туфлях» переводится на русский совсем дру­гими словами: «стань на мое место» или «попробуй побыть в моей шкуре». Т.е. при переводах обращать внимание следова­ло бы, преимущественно, на смысл всего текста, чего господа теоретики, не имеющие практического опыта, сделать не в со­стоянии. То, что на Востоке понимают под понятием «медита­ция», «энергия» и обо что спотыкаются многие наши любите­ли, способен, и более того, умеет делать каждый человек, независимо от его расовой и религиозной принадлежности.

Затрагивая эту тему в своей книге, я не хотел бы повто­рить ошибку некоторых авторов, путающих философию с фи­лософствованием, уходящих от практики к безудержному те­оретизированию. Именно такие книги и такие учителя порождают естественный для многих занимающихся вопрос. «Так ли необходима философия в боевых искусствах?» Обыч­но этот вопрос звучит из уст «белого» человека, которому свой­ственно некоторое пренебрежение ко всяким «цветным» заморочкам. В действительности же даже такие искусства, как английский и французский бокс, англо-американский кетч, бразильская капоэйра имеют свою философию. На Западе сло­во «философия» имеет несколько расплывчатое значение и употребляется с пренебрежительным оттенком, как занятие для болтунов, зарабатывающих себе на жизнь «запудриванием»
чужих мозгов. На Востоке же актуален несколько другой под­ход, суть которого выражается в постулатах:
— ЕСЛИ УЧИТЕЛЬ НЕ ЖИВЕТ ТАК, КАК УЧИТ — БРОСЬ ЕГО, ЭТО ЛОЖНЫЙ УЧИТЕЛЬ.
— ЕСЛИ УЧЕНИЕ НЕ ПРИНОСИТ ТЕБЕ ПЛОДОВ С ПЕРВЫХ ЖЕ ШАГОВ — БРОСЬ ЕГО, ЭТО ЛОЖНОЕ УЧЕНИЕ.
— ДАЖЕ ИСТИННОЕ УЧЕНИЕ, ПРАКТИКУЕМОЕ БЕЗ ДОЛЖНОГО УСЕРДИЯ И ВНИМАНИЯ, СТАНОВИТ­СЯ ОПАСНЕЕ ЛОЖНОГО.
Как видно из трех принципов, здесь философия понима­ется как практическое руководство к умению жить, жизнен­ная стратегия и тактика, где стратегия — цель жизни, а такти­ка — способ ее достижения.

Термин «Медитация» впервые был применен к восточ­ным психотехникам отцами-иезуитами, попавшими на Вос­ток и столкнувшимися с практикой Дхьяны или Чань. Имея широко разработанную практику умственных упражнений (meditatio — лат. «размышление»), канонизированных пре­подобным Игнацием Лойолой, они сочли восточные практи­ки чем-то схожими с католической схоластикой. Впослед­ствии оказалось, что здесь больше различий, чем сходства, однако привычка употреблять слово «медитация» сохрани­лась до сих пор.
На Востоке «Дхьяна» означает не что иное, как «готов­ность», «внимание», «осознание», но в отличие от западного термина имеет гораздо более широкий смысл. Дхьяна может присутствовать в любой деятельности и даже во сне. Ее часто определяют еще как «созерцание». Но, учитывая сложившие­ся привычки, мы в дальнейшем будем использовать термин «медитация».
Итак, медитация — это состояние полного внимания к ма­лейшему сигналу и вместе с этим способность восприятия каж­дого такого сигнала одновременно с другими. Состояние ме­дитации подразумевает также возможность одновременной обработки поступающих данных и постоянной коррекции про­граммы действий в соответствии с ними.

В практически любом виде деятельности необходимо по­нимание сути происходящего, четкий расчет и максимальное управление процессом, а также высокая чувствительность к возникновению любых возможных нарушений и вмешательств, полная готовность на них отреагировать. Эти качества необ­ходимы как в рукопашном бое, так и в ловле рыбы или игре в теннис. Любой процесс осуществляется посредством превра­щения каких-либо энергий. Кинетической энергии мяча и ра­кетки, импульса распрямляющейся ноги и т.д.
Так, тонкая и чувствительная рапира при усилии 500 г пронзает насквозь свиную тушу, пробивая при этом лопатку. А более мощную дубину такое усилие не сдвинет с места. Так же точно сокрушительный размашной свинг боксера-тяжело­веса можно поставить рядом с молниеносным и точным тыч­ком пальца тщедушного старика-ушуиста. Разрушительный эффект, производимый этими действиями, будет абсолютно разным, но конечный результат — победа — один и тот же.

Разные формы воздействия требуют разных затрат энер­гии, связанных, прежде всего, с перемещением разного коли­чества массы. Здесь существует забавный парадокс : с точки зрения силы выгоднее задействовать большую массу, но чем она больше, тем труднее ею управлять в процессе ее движения. Многие стремятся нарабатывать скорость, силу, — но при этом признают, что важна не скорость, как таковая, а реакция. «Как же наработать скорость реакции?» — звучит один и тот же на­болевший вопрос. Самое смешное, что ее и не надо нарабаты­вать. Реактивность человека поистине фантастична. Макси­мальная частота следования импульса равна 55 имп. в сек. — это частота слияния мельканий1. Хватит? Глаз реагирует на количество света в 5—6 фотонов, палец ощущает вес в деся­тые доли грамма.

Почему же, обладая такой чувствительностью, мы не ус­певаем вовремя прореагировать на атаку противника, скорость которой в десятки раз ниже той, которую мы способны вос­принять? — Потому, что задав двигательную программу телу, не успеваем ее изменить в необходимые для ответной реакции сроки. Чем большее количество массы «запущено» в удар, или другое движение, тем труднее будет изменить направление ее полета. Это значит, что для быстрой реакции необходимо, чтобы ударная масса была как можно меньшей. Чем легче управ­лять — рапирой или дубиной?
Любители «врезать» посильнее могут сказать, что быст­рый удар не нуждается в корректировке, и если большая масса будет лететь с большой скоростью, то это само по себе гаран­тирует нужный эффект.

Сравним, однако, время, за которое набирает скорость эта «дубина», со временем, необходимым для рапиры. Оче­видно, что меньшая масса разгоняется быстрее, так как об­ладает меньшей инерцией. Следовательно, при одновремен­ном старте, дубина опоздает нанести свой удар, а рапира достигает цели.
Далее, время торможения или изменения траектории большой и малой массе также несравнимы. Из этого всего следует вывод, что пока будет длиться один удар дубины, рапира может совершить несколько атак, причем в самых разных направлениях.
Кто-нибудь может сказать, что рапира, несмотря на свою эффективность в атаке, вряд ли сможет остановить удар дуби­ны, которая, таким образом, все равно достигнет цели. На это следует вопрос — а зачем его останавливать?
Здесь огромную роль играет соотношение веса оружия, т.е. двигающейся ударной массы и опоры, т.е. массы, остающейся в покое, чтобы обеспечить необходимое движение (рис. 59).

Если опорная масса сопоставима с ударной, то мы имеем дело с двумя центрами масс, дающими общий центр тяжести, который в процессе движения существенно отклоняется от пер­воначального положения. Это движение управляемо только в том случае, если этот суммарный центр тяжести не выходит за пределы опорной базы, которая по этой причине должна быть достаточно широкой.
Т.е. при работе тяжелым оружием мы вынуждены прини­мать широкую стойку, тем самым существенно снижая свои двигательные возможности. В этой ситуации мы вынуждены для защиты использовать опять таки сильно инертные фор­мы-подставки, сходные с базовыми блоками каратэ, полага­ясь на то, что кинетическая энергия ударной массы будет по­глощена полностью инертной массой «подставки»; таким образом, мы принимаем удар дубины, подставляя под него такую же дубину. Это вовсе не самый лучший способ защиты — просто мы не можем отреагировать иначе.
Человек с рапирой не столь скован своим оружием — он может нанести молниеносный упреждающий укол, и тогда дубина просто не закончит свой разгон; он также может уйти с линии атаки и спокойно проткнуть своего врага, прежде чем тот управится со своим оружием. Так легко двигаться он мо­жет потому, что ему практически не могут помешать переме­щения суммарного центра тяжести, какие бы манипуляции он ни совершал своим легким оружием. Защитой здесь будет вы­сокая маневренность и скорость перемещения.
Подводя итог этому «поединку», мы можем отметить, что при равных физических данных рапирист куда более реакти­вен, и, следовательно, куда более эффективен, чем незадачли­вый поклонник дубины.

Каким образом это касается медитации? — Все очень про­сто. Медитация, как состояние полного внимания, в котором находится ум, лишенный своего обычного пережевывания соб­ственных мыслей, образов, и построений, дает нам возмож­ность реагировать на самые слабые сигналы, поступающие в наш мозг от мельчайших частей нашего тела. Раньше они по­просту терялись в постоянном мельтешений «мыслительного процесса», Еще один парадокс — не обращая внимания на свой внутренний мир, человек тем самым оказывался так глубоко погруженным в него, что практически не в состоянии был вов­ремя и правильно реагировать на мир внешний. Теперь же, обратившись «внутрь», как многие и понимают медитацию, он впервые получает возможность полностью видеть, слышать и чувствовать окружающее и, конечно, прежде всего, самого себя, собственное тело, его состояние и возможности.
Через преграду мысленного шума — как в ту, так и в дру­гую сторону — могут пробиться только очень мощные сигна­лы, сравнимые <; пресловутым ударом дубины. Поэтому боль­шинство людей, находящихся в омраченном состоянии сознания, могут пользоваться только большими, заметными для них величинами. Так в букваре используются большие буквы, чтобы дети могли их распознать. Так и в современных единоборствах применяются широкие, размашистые движения, которые хорошо видны и понятны даже пацанам на галерке.

Человек, не стремящийся развить свои способности вос­приятия, тем самым лишает себя возможности прогрессиро­вать в развитии своих двигательных возможностей. Дело в том, что здесь не идет речь о простом количественном наращива­нии разных, не зависимых друг от друга движений — разви­тие возможно лишь на основании уже освоенных форм: так десять домиков, стоящих рядом, не равны одному десятиэтаж­ному дому. Такое сравнение не случайно — сложное движе­ние, представляет собой многоступенчатый процесс, где задей­ствована цепь ударных масс, одновременно являющихся опорными массами. Движение развивается не поэтапно, а «по-этажно», т.е. не является ни последовательно выполненными его элементами, ни простой их суммой (рис. 60).

Каждый этаж движения живет самостоятельно, но при этом опирается на другие, более низкие этажи. Такой принцип построения движения дает возможность выполнять быстрые, не скованные друг другом движения одновременно, гарантируя полное вложение силы на любой точке их траектории.
Естественно, для овладения искусством взаимосвязаннос­ти движений мы должны уметь рассеивать свое внимание за­ранее, не концентрируя его ни на чем, и оставаться при этом в состоянии полного восприятия, чтобы успеть среагировать на малейший сигнал, поступивший от любого звена нашего тела,
Удержание нескольких центров сознания — обязательное ус­ловие успешного ведения боя, поскольку это дает вам возможность не только изменять траекторию своего движения, переходить с приема на прием, но и учитывать движение противников, «успевать не спеша», встречать каждую атаку так, как будто вы к ней готовились заранее.

Хороший мастер гордится тем, что его можно фотогра­фировать в любой момент, — его движения неизменны и бе­зупречны, — все равно, выполняет ли он ката или ведет по­единок. Не многие чемпионы спортивных единоборств могут похвастаться этим. Те же, кто может, обязательно практико­вали медитацию.
Энергия, о которой все так много говорят, прежде всего явля­ется именно функцией внимания, активным осознанием, ак­тивным контролем своего тела в процессе выполнения како­го-либо действия. Чем большим уровнем энергии мы обладаем, тем обширнее сфера контроля нашего сознания и тем легче поддержать этот контроль.