«ПУТЬ ВОИНА» ИЛИ «ТРОПА ВОЙНЫ»?

...К тому времени я уже занимался более 8 лет. Я успел попробовать силы в дзю-до и самбо, отслужил свое в десантно-штурмовом батальоне, сменил несколько учителей по ка­ратэ и у-шу, имел достаточный спарринговый опыт — чего мне было бояться этого парня? Сунув руки в тесные карманы джинсов, я с улыбкой наблюдал, как кипит в нем «гарачяй кров». О, я был так уверен в себе, что совершенно не воспри­нимал его как противника, — и когда вдруг, внезапно замол­чав, он несуразно, но решительно, сплеча, взмахнул рукой, — я успел лишь подумать: «Ну кто же так бьет?»...
...В себя я пришел почти мгновенно. И стойку принял классически. Он хмыкнул удивленно: «Ого, — каратист!» — и тут же отскочил метра на три. Ближе мне к нему подойти не удалось — он, видя, что попал неплохо, был доволен и ре­шил больше не рисковать. Попрыгав минут десять, я прекра­тил бессмысленную суету — челюсть болела все сильнее — и пошел-поплелся домой под его ехидное: «Понравилось? Еще приходи!» Обиднее всего было то, что он в самом деле ниче­го такого не умел. Месяц заживала сломанная «неправиль­ным» ударом челюсть. Месяц! Месяц я говорил сквозь зубы и размышлял о своем «опыте».

Но самое интересное было потом — представляете, че­рез некоторое время он пришел заниматься в группу, кото­рую я вел! Вот этого ощущения я действительно никогда не забуду...
Вспоминая этот случай, я ни в коей мере не хотел бросить тень на дзю-до, самбо или каратэ — дело было не в том, как именно я мог действовать руками или ногами, а в том, что в критический момент я вообще оказался не в состоянии как либо действовать! Не дзю-до и не каратэ — я, именно я получил по морде, причем противнику сделать это оказалось не труднее, чем пришибить таракана.

Немного, как оказалось, стоили восемь лет занятий... Что собираются делать люди, надевающие кимоно? Изу­чать приемы? — Зачем? Чтобы защитить себя от возможных нападений всяких там хулиганов и бандитов, — скажут мно­гие. Конечно, предусмотрительность не порок, — однако не кажется ли вам странным, что для того, чтобы защититься от хулигана, который пьет, курит, ведет крайне разболтанный образ жизни и, исходя их этого, вряд ли является серьезным противником, вы должны потратить несколько лет на доволь­но суровые тренировки? Придите в секцию каратэ и вы увиди­те там — да-да, именно там, — тех самых хулиганов, от кото­рых собирались защищаться; они, оказывается, немало времени тратят на тренировки.
Понимают ли они действительно цель и предназначение боевых искусств? Может быть, это все-таки не просто умение хорошо драться?
Для этого прежде всего необходимо понимать место «уме­ния хорошо драться» в современном мире.
В среднем, с момента появления интереса к боевым искус­ствам до его угасания проходит 3—4 года, а весь период «драч­ливости» длится около 8—10 лет. Так, заядлый уличный хули­ган получает «первое крещение» приблизительно в 14 лет и активно участвует в своих разборках лет этак до 23-х. За это время он либо успевает попасть в тюрьму, т.е. превращается из «любителя» в «профессионала», либо остепеняется и тоже направляет свои амбиции в другое русло.

Профессиональный же преступник не станет засвечивать­ся просто так, и скорее применит какое-нибудь оружие, чем будет искушать судьбу с голыми руками.
Молодой боец, «настукав» несколько простых и надеж­ных приемов, как правило, тоже не стремится расширять свой технический диапазон, равно как и оттачивать до блеска уже имеющиеся навыки. Его задача — сохранить кондицию, дос­таточную для того; чтобы, врезав, как следует, с гарантией «вырубить» своего противника. Как правило вдет ставка на один сильный концентрированный удар, от силы два. В мас­совой драке больше подряд сделать не удается.

Спортсмен-единоборец, избавленный от жестких времен­ных требований улицы, имеет свои, не менее тесные рамки пра­вил ведения поединков и соревнований. У тренера есть свой план, для него главное поток, количество. Он натаскивает че­ловека по принципу достаточности, без колебаний отбрасы­вая то, что не пригодится в соревнованиях. Звезда юного спорт­смена тоже светит недолго, 2—3, иногда 4 года. Потом он либо уходит в тренеры, либо опять-таки становится профессиональ­ным преступником. Если же он избирает другой путь, то ему приходится фактически начинать жизнь сначала, с нуля, с го­ловой уходить в работу, чтобы наверстать потерянное время.
Обе эти ситуации во многом сходны и не оставляют воз­можности для роста боевого мастерства. И там и тут все реша­ет сила и скорость.
Знакомая история...
История Земли знала многих монстров, которые были быстрее, выше, сильнее человека, — но человек пережил их всех, потому что был хитрее, дальновиднее и изобретательнее. По­этому идеалы современного спорта — быстрее, выше, сильнее — в боевых искусствах не являются основными. Здоровый дух может существовать только в здоровом теле, это верно, но это не значит, что в каждом здоровом теле, слоняющемся по ули­цам, осталось место для духа.

Итак — боевые искусства не имеют ничего общего со спортом, кроме элементарной физической подготовки. Боевое искусство в восточном понимании нужно человеку для того, чтобы осваивать и развивать резервы своего тела и сознания, работать прежде всего для себя, по свойственным только ему срокам и планам. Человек, Практикующий боевые искусства, живет в них до глубокой старости, а спортсмен — от силы не­сколько лет.
Для последователей традиционной философии Дальнего Востока ОСНОВНОЙ ИНТЕРЕС ПРЕДСТАВЛЯЕТ НЕ ТО, ЧТО С ПОМОЩЬЮ КАКОГО-ЛИБО ИСКУССТВА МОЖ­НО СДЕЛАТЬ С КЕМ-ТО ДРУГИМ — ВАЖНЕЕ ТО, ЧТО ЭТО ИСКУССТВО ЗА ВРЕМЯ ЗАНЯТИЙ СДЕЛАЕТ С ТО­БОЙ.
Это уже по сути своей именно занятие для себя. Я бы ско­рее назвал его культурой физического существования, то есть физической культурой, но, к сожалению, у нас этот термин уже обозначает что-то вроде «гимнастики для домохозяек».
Вот спорт — это да! Это медали, фанфары и цветы в ма­шину. Физкультура — это скучно, этим славы не заработаешь. То ли дело — чемпионат мира, страны, или хоть города — на худой конец.
А физкультура.... Ну так, для себя... ...Самое интересное — все, кто приходит ко мне в группы, говорят, что хотят заниматься именно для себя, не иначе. Я имею все основании полагать, что большинство занимающихся в секциях спортивной борьбы или бокса настроены так же. Почему же тогда идут туда? Потому, что звание чемпиона ка­жется надежным подтверждением ценности приобретенных навыков.
Стоит ли разъяснять разницу между иллюзорным удоволь­ствием быть самым крутым в СВОЕМ виде спорта, в СВОЕЙ весовой категории, по СВОИМ правилам — первым парнем в СВОЕМ огороде — и реальной готовностью к любой непред­виденной ситуации — в любое время, против любого против­ника и на любых условиях. Здесь привычка работать по пра­вилам оборачивается неспособностью как самому вовремя нанести решающий удар, так и предвидеть опасную атаку про­тивника.

Традиционный воин каждый миг чувствует, как слабы его мышцы, как хрупки его кости, медлительны движения, как близка его смерть, для которой ничто все медали и титулы. Дия него смерть — слишком реальная вещь, чтобы, не думая о ней, решать, к то же все-таки самый...'сильный? — Нет — са­мый глупый. Слишком глупый, чтобы жить долго.
Парадокс — человек, стремящийся к победам, очень ско­ро будет побежден. Человек, стремящийся быть непобедимым, никогда не попадет в ситуацию, в которой есть возможность его победить.
Вспомните фильм Брюса Ли «Кулак ярости», где главный герой пытается решить политическую проблему японской ок­купации с помощью своих кулаков, отважно расправляясь с представителями конкурентов — японских школ. Такой путь не мог не привести к гибели, поскольку молодой боец не забо­тился ни о «скрытности» своего «удара», ни о соответствую­щей «защите», а самозабвенно лупил и долбил, пока не нарвал­ся на пулю. Такую ситуацию, возникающую у многих моло­дых забияк, можно характеризовать как «переворот силы», когда уже не человек владеет кунг-фу, а кунг-фу, как некий комплекс стереотипов, владеет человеком, выходит из-под его контроля. Сам человек в этом случае превращается в рабочий придаток своего искусства, которое не может проявиться ина­че, как в бою.

В сходную ситуацию попадает неуравновешенный чело­век, положивший «на всякий случай» в карман пистолет. С этого момента любая ситуация будет для него лишь предло­гом воспользоваться оружием, ощутить его силу. Таким обра­зом пистолет будет использовать своего хозяина, ибо только в бою он проявляется в этом мире как оружие, а не как мерт­вый кусок металла.

Истинный смысл боевого искусства заключается не в уме­нии быстро и сильно бить — я уже не говорю о красоте, ведь многие очень эффективные стили боя, скажем, стиль «обезья­ны» или «утки», или то же хапкидо, не всегда представляют собой «красивое» в общепринятых представлениях зрелище.
Итак — комплекс традиционной школы боевого искусст­ва представляет собой всестороннюю систему реализации по­тенциальных возможностей человека. Не случайно в этот ком­плекс входили каллиграфия, поэзия, история и медицина, которые вроде бы впрямую с боевыми искусствами не связа­ны. Человек прежде всего должен научиться жить и чувство­вать жизнь, воспринимать ее наиболее полно. Искусство уби­вать — это всего лишь одно из вспомогательных умений, необходимых для того, чтобы эта жизнь была долгой. Как го­ворили китайцы: «Если меч может тебе пригодиться хотя бы раз в жизни — носи его с собой всегда».

Школы боевых искусств учили жить, не тратя силы на со­ревнования с окружающим миром. Истинной целью их уче­ния было умение правильно использовать внешние силы, а не преодолевать их. Самозащита понималась несколько шире, чем танцы на ринге — самозащита от болезни, от ненужных зат­рат и поступков, защита своей семьи от внешних и внутрен­них неурядиц — вот, что такое боевое искусство в действии. Но если человек сам создает себе условия, в которых может пострадать — даже не для обучения, а только чтобы выгля­деть крутым в чьих-то глазах — это не самозащита. Это зло­употребление своими знаниями — если бой идет без правил, по настоящему — и это бесполезная, бессмысленная возня, если какие-то правила, ограничения существуют. Бой подушками— детская забава.
Кстати, а почему бы не провести чемпионат мира? Заре­гистрировать федерацию, открыть секцию? А вы — пойдете заниматься?
Вообще-то человек способен заниматься любой чепухой
— достаточно будет лишь назвать ее спортом.
А спорт, само собой, требует соревнований. Это единствен­ный его смысл и единственное его средство к существованию. Больше ни на что он не ориентирован и любым другим целям может служить лишь постольку-поскольку, косвенно.
Соревнования происходят из вечного детского вопроса:
кто сильнее — слон или кит?
Взрослые люди считают такой вопрос несерьезным, аб­сурдным.
Слон живет на суше, кит — в воде. И тот, и другой» попав в «гости» к своему противнику, попросту потеряют всякую воз­можность соревноваться.
По той же причине сравнения типа «что лучше — айки-до или каратэ» — просто бессмысленны. Оба этих едино­борства являются фрагментами того, что ранее представля­ла собой любая реальная боевая система — и должна представлять и сейчас. Да и вообще — как можно говорить о полноценном сравнении, если на любых соревнованиях все наиболее эффективные способы воздействия тут же окажут­ся в разряде запрещенных — во избежание неминуемого чле­новредительства. В спортивных секциях их вообще стара­ются не изучать — а то вдруг, неровен час... Нет уж, хватит с вас, ребята, бесконтактного обмена пинками и возни на мягком ковре!
Спрашивается — а где же тогда боевое мастерство?
Что от него осталось?
Остались только безликие и беззубые «восточные едино­борства» — подлинные «тени минувшего». Единственное, на что они годятся — это собирать деньги за тренировки, да еще фильмы снимать. Про то, как «Жан-Клод-Ван Дамм — щас всем как дам».
Настоящее боевое искусство — это умение безо всяких ог­раничений как бить, так и бросать, не оставляя противнику ни малейшего шанса «вставить слово», это умение полностью владеть ситуацией боя, превращая любое действие противни­ка в свое оружие.
Для многих людей показателем эффективности стиля кунг-фу является его древность. Это верно с той точки зре­ния, что старые стили органично сочетали в себе броски и удары на основе специально разработанной динамики уни­версальности движений. Единая система движений не явля­ется древним секретом и используется до сих пор в подго­товке спецслужб, некоторых семейных стилей и подготовке артистов пантомимы. То, что мы привыкли видеть под на­званием «боевое искусство», все эти сотни и тысячи приемов не являются искусством боя, изучать их не нужно и бессмыс­ленно. Специалист, владеющий системой построения дви­жения — своеобразной силовой паутиной возможных тра­екторий — способен, ничуть об этом не задумываясь, показать и вдвое, и втрое больше — насколько хватит фан­тазии, поскольку с его точки зрения он все время делает одно и то же.
Бою, как таковому, обучали буквально сразу же, как только человек становился полноправным членом клана или общины людей, практикующих ту или иную школу. Время же, в течение которого этот кандидат в ученики пилил дро­ва, мыл полы и таскал воду при этом в зачет не шло. Этим можно было заниматься считанные месяцы — редко более года. Далее уже внимание уделялось ее шлифовке и нара­ботке силы в уже хорошо известных движениях. Очень важ­ным обучающим фактором является единство устремлений всех членов общины: совместные тренировки, где одни и те же упражнения выполнялись и новичками, и мастерами, оп­ределенный рацион и режим жизни делали возможным мно­гократное повторение одних и тех же, на первый взгляд бес­полезных движений, которые потом раскрывали новые и новые возможности в любом виде деятельности, в котором только ни применяются сознание и тело.

Боевое искусство — это предохранительная скорлупа, за­щищающая птенца, пока он еще не сформировался и не в со­стоянии двигаться сам.
Ученик еще не умеет правильно вести себя в жизни, с са­мого начала распознавая критические ситуации и обходя их, но уже представляет собой ценность для клана. На него уже возложены какие-то надежды, он уже прошел через какие-то подготовительные методики, он доказал свою верность клану — теперь, если он умрет, придется с кем-нибудь другим начи­нать сначала. Опасная ситуация может быть и спровоцирова­на недоброжелателями с целью опорочит клан либо захватить «языка», который сам того не ведая, может сообщить очень важные сведения: например, секрет приготовления каких-либо зелий, расположение комнат, методики тренировок. Поэтому, став членом клана, новичок должен был в максимально сжа­тые сроки стать полноценным бойцом. Это уже было необхо­димо не только ему одному: от этого зависело благополучие всей общины.
Но сущность учения школы не заключалась в препода­вании кулачного боя, как, впрочем, и в следовании какой-нибудь философской или религиозной доктрине. Школа была призвана дать универсальное средство для развития возможностей всей общины через развитие каждого ее чле­на. Искусство быстрого счета, огромная память, молниенос­ная реакция не являются достоинствами одной только го­ловы — ведь наше тело не только подставка для нее. Наше сознание не ограничивается умом — движение тоже может быть сознательным.
Развивая чувствительность пальцев, мы развиваем мозг. Уничтожая бессознательные двигательные стереотипы, мы сознательно формируем структуру своих движений и можем произвольно ее менять. То же самое будет происходить и с сознанием — развивая его, мы будем в состоянии сформи­ровать любую программу, необходимую для решения конк­ретной задачи, не отягощенную никакими страхами и ком­плексами.
Движения боя должны быть подчинены общему закону, который, кстати, и является секретом и самим смыслом дан­ного стиля.
Движения же превращаются в удар или бросок только со­единяясь с действиями противника, который, таким образом, сам себя бьет. Отсутствие конкретных комбинаций и задан­ных, отработанных приемов и обусловливает разнообразие и универсальность боевых техник, неповторяемость конкретных боевых ситуаций.

Предугадать действие такого бойца очень сложно, по­скольку он сам не знает, что именно у него сейчас получится — на 90% техника обусловливается движениями партнера, вза­иморасположением противников и тем, поскользнулись вы в данный момент на банановой кожуре или нет, поскольку на­стоящий мастер должен тут же использовать возникшее дви­жение, все равно — свое или чужое. Для него все должно быть кстати.
Контролировать ситуацию — значит не только предотв­ращать какие-либо воздействия или явления. Настоящий кон­троль — это извлечение максимума пользы из любого воздействия или предмета окружающей Среды. Нельзя делить вещи на плохие или хорошие. Существует лишь то, что мы в силах контролировать и то, что нашему контролю неподвластно. Здесь имеется в виду не только физическая сила. Готовность найти нестандартный выход из положения, сила воли и устой­чивость психики в жизни оказываются необходимы гораздо чаще, чем умение бить боковой с разворота.
После бума 50-х—б0-х годов, после Эда Паркера и Брюса Ли, провозгласивших отход от формальностей в сторону твор­ческой трактовки единых принципов, взаимопроникновение методик боевых систем и, соответственно, разрушение старых табу стало обвальным. Сейчас создаются все новые и новые боевые и спортивные единоборства, провозглашающие своим девизом эффективность и универсальность, В сочетании со всеми возможностями медицины и техники это позволяет су­щественно сократить сроки обучения, отбирая наиболее эф­фективные методы подготовки из старых методик и разраба­тывая новые.
Среди этих «молодых тигров» отчетливо выделяются два направления — одно, спортивное, которое постепенно упрощает все стили, сводя их к правилам и арсеналу усредненного кикбоксинга; другое, которое можно назвать военно-прикладным, делает упор именно на универсальность подготовки бой­ца, его способность действовать в любых экстремальных си­туациях.

Если спорт требует наиболее эффективных, заметных, зре­лищных приемов и действий, обеспечивающих интерес публи­ки и гарантирующих справедливое судейство (что именно и приводит к непригодности спортивных единоборств в реаль­ных боевых ситуациях), то прикладные боевые системы стре­мятся достичь именно максимальной боевой эффективности — не победить, а повредить противника неясным, малозамет­ным движением; добиться необратимого преимущества в бою с несколькими противниками; найти нестандартный выход из ситуации; сохранять высокую боевую готовность при длитель­ных перерывах в тренировках.
Сумма этих требований к подготовке реального бойца выводит на первый план именно психотренинг — тренинг по­стоянной готовности и творческого восприятия. Сама трени­ровка представляет собой уже не столько нарабатывание ка­ких-то двигательных стереотипов, сколько разрушение тех, которые, уже устоявшись, сковывают свободу импровизации. Прикладные системы состоят из предельно малого числа мно­гоцелевых элементов, способных активно и производительно соединяться в сочетаниях, необходимых для конкретного бое­вого момента, и единой гибкой программы, позволяющей мол­ниеносно рекомбинировать их в любых формах.