...Короткий выкрик, неуловимое движение корпуса – и звук падающего тела. Всё произошло так быстро и неожиданно, что публика удивлённо загудела. Даже искушённые в боевых искусствах окинавцы не видели такого мастерства.
Стояло лето 1924 г. На Окинаве проходили показательные выступления мастеров дзюдо. Сюда прибыл сам «сихан» Кано Дзигаро с лучшим учеником Нагаокой. Местные жители относились к дзюдо прохладно – себя они считали едва ли не «монополистами» искусства боя без оружия, а японцев, какими бы мастерами те ни были, окинавцы по-прежнему недолюбливали.
Скептицизм окинавцев быстро перешёл в восхищение – боевое мастерство они ценить умели. Бросок следовал за броском; Кано демонстрировал защиту от ударов не только ножом и палкой, но даже тяжёлым самурайским мечом катаной, без труда раскидывал сразу нескольких нападающих. Подкупали и благородные манеры Кано, его умение общаться как подобает истинному патриарху будо – вежливо, с достоинством, но без малейшего высокомерия.
И всё же чувство досады не покидало зрителей. Неужели знаменитые и уже уверовавшие в свою силу окинавцы не сумеют показать в ответ что-нибудь необычное?
Внезапно шёпот прошёл по рядам зрителей. Из публики поднялся невысокий, но чрезвычайно могучий человек. Толпа почтительно расступилась. Этого мастера хорошо знали на Окинаве – «ответить» японцам решил сам Мияги Тёдзюн.
Начал Мияги с выполнения двух ката, рассекая кулаками воздух с такой силой, что толпа сначала затихла, а затем стала встречать каждый новый удар восхищёнными возгласами. Потом Мияги показал несколько ударов ногами в прыжках, взлетая каждый раз, как описывали местные журналисты, «до уровня крыши дома». Но самое главное – тамэсивари – Мияги решил приберечь под конец. Под его кулаками крошилась черепица, трескались толстые доски, а затем о корпус мастера разбили толстую круглую дубину, причём сам Мияги даже не шелохнулся.
Затем последовал ещё один удивительный «фокус» – Мияги ударом ноги цумасаки-гэри (прямой удар пальцами стопы) пробил насквозь металлическую канистру, откуда хлынула вода. Чувствовалось, что сэнсэй Мияги не на шутку разошёлся. Тут его взгляд упал на дерево, стоявшее неподалёку. Могучий боец бросился к дереву и в считанные мгновения содрал с него кору голыми руками!
Публика была в восхищении – такого мастерства им давно не приходилось видеть. Высоко оценили его и приезжие дзюдоисты; окинавские и японские мастера обменялись взаимными комплиментами.
Кем был этот удивительный человек, о котором на Окинаве до сих пор ходят легенды? Настоящее, окинавское имя мастера – Миягусуку, а имя Мияги, под которым он вошёл в историю каратэ, представляет собой его японизированный вариант. Это имя он принял после того, как в 1928 г. перебрался в Японию, где позже основал один из самых знаменитых стилей каратэ – Годзю-рю.
Мияги Тёдзюн родился в аристократической семье в Наха в районе Хигаси-Мати в 1887 или 1888 г. Естественно, что его путь лежал в местную школу Наха-тэ к Хигаонне, которую сами последователи именовали, как уже упоминалось, Сёрэйрю – «Школа Просветлённой души». Уже в возрасте девяти лет юный Мияги начинает тренировки у знаменитого мастера, и в течение почти двух десятилетий он повсюду следует за Хигаонной. Тот в свою очередь воспитывает Мияги в строжайшем соблюдении чистоты древней традиции. (Патриарх японского направления Гойдзю-рю Ямагути Гогэн утверждает, что Мияги начал тренироваться у Хигаонны не в девять, а в четырнадцать лет [212].
Благодаря всё тому же традиционализму Хигаонны шестнадцатилетний Мияги в 1904 г. оказывается вместе со своим наставником в Китае, в провинции Фуцзянь, где проводит в семье китайского мастера четыре года. Мияги попадает в ту же китайскую школу ушу, где когда-то учился сам Хигаонна и с которой был хорошо знаком Уэти Камбун.
Уже известным бойцом Мияги вместе со своим другом Гокэнки (1886 – 1940 гг.), китайцем по происхождению, в мае 1915 г. вновь вернулся в Китай, где пробыл до июля 1917 г. О китайском периоде жизни Мияги известно мало, сам же он, следуя традиции, не любил рассказывать о том, как обучался ушу. Известно лишь, что большую помощь ему оказал в Китае Гокэнки, который был торговцем чаем, а в свободное время обучался стилю Белого журавля (Байхэцюнь), восходящему к традиции Южного Шаолиньсы.
По сути Мияги становится мастером именно китайского ушу, хотя его биографы предпочитают опускать этот факт. Заметим, что среди тех мастеров, которые позднее приехали в Японию и создали свои школы каратэ, Мияги оказался единственным, кто обучался в Китае. Он был официально признан китайскими мастерами как продолжатель «истинной передачи» ушу, а такого признания удостоились лишь очень немногие из окинавцев (например, Хигаонна и Уэти Камбун).
По возвращении он принимает глубокий траур – чуть менее года назад скончался его наставник Хигаонна. Мияги по древнему обычаю почти три года носит траур по учителю, справедливо считая его своим духовным отцом. Но Мияги не только чтит традиции, он – мистик по самой своей сути. Он регулярно совершал поклонения духам предков и даже духам местности; по рассказам Мияги, его часто посещали видения, к нему являлись божества, он видел яркое сияние – одним словом, этот человек состоял в тесном общении с невидимым миром. Не случайно присутствие мистицизма в Годзю-рю (школа, которую Мияги позднее создал).
После более чем двадцати лет обучения и самостоятельных тренировок Мияги начинает собственное преподавание. Примечательно, что моральное право на это Мияги имел уже давно: перед смертью Хигаонна назвал его своим официальным преемником по школе Наха-тэ.
Как и в других школах окинава-тэ в ту пору, в основу обучения Мияги кладёт отработку традиционных ката (тикатэ мани ). Правда, сами по себе эти ката значительно отличались от тех, которые преподавали Мацумура, Азато, Итосу и на которых базировалось направление Сёрин-рю.
Особое внимание уделяет Мияги боевому применению элементов ката – бункай, требуя выполнять в полную силу не только удары и блоки, но даже заломы и удушения, которые тогда существовали в окинава-тэ. Он же вводит в практику одну из форм тренировки, которая встречалась в китайских школах ушу, – тэ-тотимати . Она заключалась в проведении учебных свободных поединков в полный контакт. Перед началом поединка оба партнёра оговаривают, какую конкретно технику будут применять. Например, они договариваются о нанесении ударов только руками в живот или ударов ребром ладони – сюто. Это стало прообразом «поединков на один удар» в полный контакт – дзю-иппон-кумитэ , которые сегодня проводятся практически во всех стилях каратэ. Бойцы имеют право нанести только один удар, допустим, в живот, но в полный контакт.
Наконец, Мияги считает необходимым, чтобы все его ученики умели вести реальный поединок, и в этом он вновь следует китайской традиции, нарушая старые методы обучения Окинавы, – не проводить свободных спаррингов. И вот в школе Мияги появился новый вид поединков – икукуми . Один боец нападал на другого, нанося удары в полную силу, другой же имел право только защищаться и не контратаковал. Таким образом Мияги вырабатывал у своих последователей психологическую устойчивость к ударам. Ученики Мияги могли в течение часа обороняться от сильных партнёров, которые сменяли друг друга каждые десять минут.
Особое внимание Мияги уделял нескольким ката Фукю, которые, по всей видимости, он создал сам на базе коротких связок китайского ушу. Он считал, что благодаря Фукю неофитам будет проще запоминать базовую технику Наха-тэ. Примечательно, что сегодня никто не знает, как конкретно выглядели эти ката (или одно ката?). Существует немало их вариантов, например в школах окинавского, японского и даже гавайского Годзю-рю, причём каждая утверждает их «абсолютную истинность».
Многим хотелось стать учениками Мияги. Но он был весьма разборчив и в отличие от других мастеров считал своими настоящими учениками не более десятка человек, а ближайшими последователями назвал за всю жизнь лишь нескольких: Яги Мэйтоку, Миядзато Эити, Хига Сэйко, Томоёзэ (позже они стали патриархами окинавской ветви Годзю-рю) и знаменитого японца Ямагути Гогэна, который являлся патриархом Годзю-рю в Японии.
Многие государственные организации приглашали Мияги на службу, и наконец великий боец откликнулся на их предложения. По правде говоря, другого способа заработать себе на пропитание у него не было. Но профессия стала и его жизненной миссией – преподаванием искусства будо.
Таким образом, Мияги оказывается сначала шеф-инструктором Школы полиции префектуры Окинава. Затем, откликаясь на новую тенденцию массового обучения окинава-тэ в учебных заведениях, начинает преподавать в местной средней школе и в Институте гражданского благосостояния. Получал он даже официальные предложения преподавать в Японии, чего практически не удостаивались окинавские мастера. Мияги решил подготовить почву для достойного отъезда в Японию. Он решил, как когда-то Фунакоси Гитин, организовать ассоциацию боевых искусств во главе с самим собой и тем самым обеспечить себе официальный статус.
В 1926 г. Мияги создаёт «Окинава каратэ дзюцу кэнку кай» – «Ассоциацию окинавского искусства каратэ». Авторитет его был велик, поэтому новую организацию поддержали не только последователи Наха-тэ, но и ряд мастеров других стилей. Правда, особого следа в истории местных боевых искусств ни эта ассоциация, ни многие другие (в ту пору их на Окинаве было около десятка) не оставили.
Но так или иначе, с того времени Мияги оказывается во главе одной из самых крупных организаций боевых искусств на Окинаве. В этом качестве в 1928 г. он приезжает в Японию, выбирая для преподавания Киото – город, куда ещё не проникли окинавские мастера, но где традиции самурайского воспитания были весьма сильны. Там о Мияги уже слышали; протекцию ему составили японцы, поклонники духовного дзэнского воспитания, которые заезжали на Окинаву и были приятно удивлены познаниями Мияги в дзэнских искусствах, считавшихся чисто японским, а не окинавским наследием. Немалую роль здесь сыграло и аристократическое происхождение самого Мияги. Есть сведения, что Мияги демонстрировал своё искусство патриарху дзюдо Кано Дзигаро, но подробности не дошли до нас.
В 1928 г. Мияги начинает преподавать в престижном Императорском университете в Киото – это можно считать более удачным стартом, чем у самого Фунакоси. Правда, что-то не получается у Мияги в Киото, и уже в 1932 г. он – старший инструктор каратэ университета Кансай в городе Осака. Чуть позже Мияги вновь меняет место преподавания – на этот раз центром Годзю-рю становится университет Рицумэйкан.
Сохранилась интересная история о том, как Мияги дал название своей школе – Годзю-рю. Это произошло в 1928 г., когда Мияги уже жил в Японии. В Киото крупнейшая организация, объединявшая боевые искусства, – «Дай Ниппон Будокукай» («Ассоциация последователей боевых искусств Великой Японии») – организовала большой фестиваль будо, на который был приглашён и Мияги. Его школу уже хорошо знали в Киото, хотя по популярности она значительно уступала и кэндо, и дзю-дзюцу, и кюдо.
Это приглашение заставило Мияги задуматься над проблемой, с которой рано или поздно сталкивается всякий большой мастер боевых искусств, – проблемой самоидентификации в культурном и духовном пространстве. Фактически Мияги преподавал те же комплексы, которые когда-то изучал в провинции Фуцзянь и у Хигаонны, передавал дзэнские методы психопрактики, которым учился в Китае. Но стиль Мияги во многом уже отличался от южного китайского ушу; не совсем он был похож и на старую школу его окинавского учителя (это не раз становилось предметом упрёков со стороны других учеников Хигаонны).
Назвать своё направление старым именем Наха-тэ (ведь он обучался именно в этой школе)? Но кто в большом Киото знает маленький окинавский городок Наха? Тогда, может быть, использовать ритуальное и «внутреннее» название, которое употреблялось для торжественного обозначения Наха-тэ, – Сёрэй-рю? Но под этим названием уже существует добрый десяток мелких и нередко ничем не примечательных школ.
Итак, решено: его школа приобретёт своё «индивидуальное» название, символизирующее её самостоятельность в сфере японских боевых искусств. Ученик Мияги, Синдзато Дзинан, во время показательных выступлений, отвечая на вопрос одного из чиновников, называл уже школу своего учителя Ханго-рю (Полужёсткая школа). Действительно, стиль Наха-тэ (основашколы) отличался от других окинавских стилей особой жёсткостью техники.
Мияги название не понравилось. Ведь суть школы не в том, что она требует особой физической жёсткости, но в особой гибкости, податливости сознания. Чисто физическое напряжение – это лишь внешняя, видимая сторона выполнения движений.
Принцип единства внешнего и внутреннего через сочетание жёсткого и податливого воплощает сама техника выполнения основных ката стиля – Тэнсё и Сантин, где предельное напряжение чередуется с предельным расслаблением. Мияги называет школу Годзю-рю (Школа жёсткого и мягкого, или Школа жёсткого и податливого). Кстати, в определённой мере это была антитеза дзю-дзюцу или дзюдо, т. е. «гибким», или «податливым», искусствам (иероглиф «дзю» в их названиях означает «мягкость», «податливость»). А Мияги как бы «достраивает» свою школу до совершенной полноты, в равной степени используя и «жёсткое» (го), и «мягкое» (дзю).
Под названием Годзю-рю и фигурирует школа Мияги на фестивале боевых искусств в Киото. Как Годзю-рю она с тех пор входит в историю. Поэтому её последователи считают 1928 – 1929 гг. временем рождения новой школы каратэ.
По сути в названии Годзю-рю заключена целая философия, хотя в своё время Мияги под «мягким» и «жёстким» подразумевал чисто внешнее чередование этих двух начал в выполнении приёмов. Но вот как описывает внутреннюю философию Годзю-рю его последователь Ямагути Гогэн:
«Название школы каратэ Годзю произошло из классического китайского произведения по боевым искусствам «У бэй чжи» («Энциклопедия боевой подготовки», приписывается мастеру Мао Юаньи, 1621 г., японская копия – 1664 г. – (Прим. авт. ). ...Базовыми формами Годзю-рю являются ката Сантин и Тэнсё, так как они демонстрируют и «го», и «дзю». Вы это поймёте, когда увидите ката Сантин, когда напряжена каждая мышца тела. Здесь нет ни одной незащищённой точки, и всё ката наполнено боевым духом. Это типичное воплощение начала «го».
Ката Тэнсё в противоположность этому не раскрывает так явно боевой дух, он как бы вздымается изнутри и проявляется в медленных дугообразных движениях, будто бы человек ожидает момента для внезапного выброса, глубоко запрятанного внутри тела. Это и есть начало «дзю».
От «го» до «дзю» и от «дзю» до «го» должна быть свобода и лёгкость в чередовании движений. Таким образом, если вы двигаетесь в соответствии с движениями противника, вы сумеете раскрыть фундаментальный принцип, сопоставимый с целями философии Дзэн.
Когда ваш противник атакует вас с началом «го», то встречайте его началом «дзю», и вы одолеете его. Если ваш противник противостоит вам началом «дзю», то встречайте его началом «го» и сбейте его с ног. Этот секрет боевых искусств прекрасно проявляется в ката Сантин и Тэнсё» [204].
Ямагути Гогэн, являвшийся главным идеологом Годзю-рю, считал также, что жёсткое начало «го» символизирует собственно боевые искусства, а мягкое начало «дзю» – дзэнскую медитацию и йогическую практику, которую он ввёл в качестве обязательного аспекта обучения Годзю-рю.
...Япония оказалась далеко не любезной с Мияги. Он плохо знал японский язык и даже внешне значительно отличался от японцев. Да и обучение у него многие считали слишком сложным – не случайно у Мияги было довольно мало прямых учеников. Он не любил соревнований, зато много внимания уделял внутреннему искусству, управлению «ки» (внутренней энергией) и медитации.
Япония по сути отворачивается от того типа боевого искусства, который принёс Мияги. Но оставался ещё один центр боевых искусств, о котором сегодня несправедливо забыли, – Гавайи. Туда и направляется в апреле 1936 г. разочаровавшийся в Японии Мияги Тёдзюн. Правда, приглашают его туда не последователи боевых искусств, а издательство «Ёкоку Симпо Пресс» и только на один год. Мияги же рассчитывал задержаться на тёплых островах подольше.
Китайские мастера ушу начали приезжать на Гавайи уже с ХVIII в. – в эти тёплые и благоприятные для ведения хозяйства места направлялся большой поток переселенцев из Южного Китая. Преподаются на Гавайях такие китайские стили, как тайцзицюань (Кулак Великого предела), синъицюань (Кулак формы и воли), а среди многочисленных китайских тайных обществ, процветавших в этих местах, – южные стили хунцзяцюань, лицзяцюань и цайлифо.
Приблизительно в то же время на Гавайи с Окинавы приезжают Хигаонна Хамэцукэ (близкий родственник Хигаонны Канрио) и Мицу Дзюхо и начинают преподавать Наха-тэ. В 1934 г. преподавание Наха-тэ, а точнее стиля Годзю-рю, возглавляет прибывший сюда Мияги.
Но и здесь дела у Мияги идут не очень хорошо, хотя он сумел создать целое гавайское направление Годзю-рю, существующее до сих пор. Однако конкуренция со стороны китайских мастеров ушу была непреодолимой; к тому же китайская диаспора прочно удерживала монополию на преподавание боевых искусств, задействовав для этого каналы мощных тайных обществ. Проведя всего лишь год на Гавайях, сразу же после того, как кончается срок приглашения от «Ёкоку Симпо Пресс», Мияги назначает себе преемника и возвращается на родную Окинаву. Перед этим вместе со своим старым другом Гогенки он заезжает в Шанхай, где проводит показательные выступления перед сотрудниками японского посольства в Японском клубе. По рассказам, один из его поклонников подарил там Мияги пять китайских трактатов по ушу, которые он собирался перевести на японский. Но, увы, книги сгорели в октябре 1944 г. во время авианалёта на Наху.
На Окинаве он продолжает преподавание, делая свою школу ещё закрытой. Парадокс заключался в том, что японское направление Годзю-рю, особенно после 1945 г., развивалось без Мияги быстрее, чем на Окинаве, и по своим масштабам значительно превзошло личную школу патриарха.
О последнем десятилетии жизни великого Мияги известно мало. Говорят, что он часто «беседовал с духами», проводил целые дни в дзэнском самосозерцании. Его ученик Сэйкити Тогути (один из руководителей окинавского направления Годзю-рю) рассказывал, что в конце жизни его учителю уже не надо было использовать ни свою физическую силу, ни сокрушительные удары. Он мог приковать к месту любого противника просто взглядом и даже заставить его корчиться от боли.
Вероятно, Мияги был не вполне удовлетворён развитием Годзю-рю в Японии. Иногда он выражал сожаление, что боевые искусства становятся всё более и более «светскими», далёкими от духовной традиции и сложной культуры самовоспитания, присущей традиционному будо. Японское направление Годзю-рю, которым руководил Ямагути Гогэн, был в принципе абсолютно независимым от Мияги. Более того, в мае 1950 г. Ямагути Гогэн самостоятельно создал Всеяпонскую ассоциацию каратэ-до Годзю-кай, куда основателя стиля Мияги даже не пригласили. Удар был сильным и оскорбительным.
В 1952 г. Мияги делает последнюю попытку восстановления истинного лика Годзю-рю как духовного искусства – он создаёт на Окинаве Ассоциацию каратэ Годзю-рю. Но и здесь что-то не заладилось: японцы поддержали её довольно вяло, гавайцы вообще не приехали, и основу Ассоциации, которая задумывалась как организация, объединяющая всех последователей Годзю-рю, составили всё те же окинавцы. Мияги был очень расстроен, ему казалось, что он не до конца сумел раскрыть ученикам космическую суть своего искусства «жёсткого и податливого». Его преследовали несчастья, три его сына погибли; последние годы жизни великий Мияги провёл в бедности, все его мысли были заняты лишь боевыми искусствами, постижением их эзотерической сущности. 8 октября 1953 г. 65-летний мастер умер от острой сердечной недостаточности в местечке Исикава на севере от Наха, где провёл последние годы жизни. По сей день личность Мияги остаётся весьма загадочной. До сих пор идут споры, кому Мияги передал эзотерическую суть своего искусства – японцу Ямагути Гогэну, окинавцам Хига Сэйко или Яги Мэйтоку. Ясно лишь одно: до последних дней Мияги оставался верен себе. В этой жизни он не искал почестей, стараясь сохранить, пусть даже среди весьма узкого круга последователей, изначальную духовную суть кэмпо. Он был готов отказаться от высоких должностей, престижных мест, если видел, что его деятельность не способствует его высокой цели. Может быть, поэтому школа Годзю-рю, будучи сегодня самой малочисленной из всех школ каратэ, является одной из самых развитых и сложных в плане духовного воспитания.
После смерти Мияги чётко оформились четыре направления Годзю-рю, отношения между которыми оказались не самыми лучшими. Порой их последователи даже обвиняли друг друга в самозванстве, но подобные споры мог разрешить разве что сам Мияги. Первое направление – окинавская ветвь Годзю-рю, патриархом которой до недавнего времени являлся Сэйкити Тогути (родился 1917 г.) – личный ученик Мияги. Это направление официально называется древним именем Сёрэйкай и придерживается в преподавании наиболее традиционных принципов Наха-тэ и Сёрин-рю (что в общем-то одно и то же). Второе, также окинавское направление Окинава Кэнкай (центральный зал – Мейбукай) возглавляет Яги Мэйтоку, тоже ученик Мияги. Ещё одно окинавское направление находилось под контролем Хига Сэйко, который начал обучение у Хигаонны с 13-ти лет, а затем стал учеником Мияги. После смерти Хига в 1966 г. это направление возглавил его сын Сэйкити.
Если окинавские направления весьма близки друг к другу и по технике и по духу, то японское направление находится несколько особняком. Личность человека, который долгое время стоял во главе японского Годзю-рю и многое сделал, чтобы прославить этот стиль во всём мире, стала легендарной ещё при жизни. Это Ямагути Гогэн, прозванный Котом.
